Kodziki - 2 I 3 Svitki
Kodziki - 2 I 3 Svitki
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ
ДРЕВНЕЙ ЯПОНИИ
Научно-издат ельский комплекс « Ш А Р » выражает
благодарность Японскому Ф о н д у (г. Токио)
за финансовую помощь в издании
этой книги
кодзики
Записи о деяниях древности
Свитки 2-й и 3-й
О
Перевод со старояпонского, предисловия и комментарии
А. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова
«ШАР»
Санкт- Петербург
1994
ББК Ш5(5Я)
К576
Научный редактор
В. Н. Горегляд
Художник
А . Ю . Юнов
ББК Ш 5(5Я)
4603020200-015
К Без объявл. -94 © Перевод, предисловие, комментарий
231(03)-94 2-го свитка Л . М . Ермакова, 1994
© Перевод, предисловие, комментарий
3-го свитка А . Н . Мещеряков, 1994
© Оформление А . Ю . Ю нов, 1994
ISBN 5 — 7192 — 0006 — 1
© Составление «Ш А Р », 1994
О т переводчиков
Далее — Н К Б Т
2. Переводчик второго сви тка придерживался принятого
в настоящ ее время в мировом японоведении принципа т р а н с
крибирования японских имен в письменных пам ятниках, на
писанных на древнеяпонском языке.
Э т о т принцип предполагает воспроизводство вари ан тов
имен и топонимов, максимально близких к древнеяпонскому
звучанию, реконструированному в р аб о тах японских линг
ви сто в X X в. Э т а систем а принята и переводчиком т р е т ь
его сви тк а. Однако при э т о м получилось, ч т о некоторые
имена, встречаю щ иеся и в первом, и в последующих сви тк ах,
м о г у т п о к азать ся ч и та т е л ю разными, в т о время как э т о
одни и т е же имена. Дело лишь тол ьк о в т о м , ч т о покойная
проф. Е . М . Пинус в своем переводе первого сви тк а у п о тр е
бляла их в современном прочтении и произношении, а пере
водчики второго и т р е т ь е г о сви тков — в древнеяпонском.
В ч астн о с ти , современный слог, состоящ ий из гласной о,
в древнеяпонском языке, в зависимости о т семантики слова,
ч и тал ся и как о, и как по, и как во. Слог дзи произносился
или ди, или зи. В использованной нами транскрипции э т и
согласные восстан авл и ваю тся.
В настоящ ее время установлено т а к ж е , ч т о гласных
было больше, чем теперь, в ч астн о сти , гласные о и и су
щ ествовали в двух произносительных вари антах сообразно
этимологии и значению слова, но э т и отличия в нашей
транскрипции не у ч и ты ваю тся .
Ч т о б ы читатель-неспец иали ст не был введен в заб л у
ждение, ниже приводятся некоторые с о о т в е т с т в и я , которы е
п ом огут у с т р а н и т ь неясности:
6
Первый сви ток В т о р о й и т р е т и й сви тки
Аматэрасу-оо-микам и А матэрасу-опо-миками
Авадзи Апади
А дзума Адума
Амацухико А м атупи ко
Идзанаки Изанаки
Ихика Випика
Кагуя-химэ Кагуя-пимэ
М урадзи М урази
Накацуцу-но-о-но м и кото Н ак ату ту -н о -во -н о м и ко то
Оонамудзи-но ками Опонамуди-но ками
Суминоэ Суминое
Т ац у та Т атута
Удзи Уди
Хая-Суса-но-о-но м и кото Пая-сусаново-но м и ко то
Химука Пимука
Эга В эга.
7
5 . Т ек ст, набранный мелким ш ри ф том , принадлежит сре
дневековым японским переписчикам пам ятника, пояснявшим
отдельны е глоссы и правила их чтения. В оригинале так и е
пояснения написаны более мелкими знаками, чем основной
текст.
11
Записи о деяниях древности. С П б .: Ш А Р , 1994. С . 285 — 2 9 6 ,
далее — т. 1) проф. Е . М . Пинус подробно рассказы вает о
принципах записи, — о тех установках, которые сформулировал
.сам составитель свода, О но-но Ясумаро, согласно преданию, з а
писавший текст со слов сказителя (или сказительницы) Х и эда-н о
А р э , и о тех предполагаемых принципах записи, которые составляют
содержание исследовательских гипотез. В самом общем виде эти
гипотезы сводятся к тому, что в тексте, записанном китайскими
иероглифами, чередуются три разновидности: фрагменты на чисто
китайском языке; фрагменты на чисто японском языке; фрагменты,
которые приблизительно, следуя той или иной выбранной системе,
можно прочитать по-японски.
Однако, пожалуй, можно сказать, что любая из имеющихся к
настоящему времени гипотез тоже, скорее, имеет статус предания. В
сущности, всеми вариантами японского прочтения китайского текста
мы обязаны знаменитому Мотоори Норинага, синтоисту, ученому так
называемой Ш колы Национальной науки X V III в.: все трактовки
японоязычного произношения текста «К одзики», в конечном счете,
восходят к его труду «Кодзикидэн», даже принадлежащие критикам и
научным противникам Норинага. В своих реконструкциях он опирался
на круг текстов, в которых японские чтения китайских иероглифов
были более или менее артикулированы — на песенный материал
антологии «М ан ъё:сю », указы древних императоров ( сэммё), з а
писанные в хронике «Сёкунихонги» («Продолжение Анналов Я п о
нии»), на транскрипции отдельных слов в «Нихонги». Одухотворяемый
романтической японофилией и решительной синофобией, Норинага про
делал огромную текстологическую работу, до сих пор не имеющую себе
равных, — и это в Японии, знаменитой самыми тщательными и кро
потливыми разысканиями ее современных текстологов-эрудитов.
Н о, тем не менее, вопрос, которым мы задались, не имеет ответа,
или их слишком много. Возьмем хотя бы знаменитую первую фразу
первого свитка «Кодзики» (в переводе Е . М . Пинус — «К огда
впервые раскрылись Н ебо и Зем ля...» — т. 1. С . 3 8 ). Т екст
«К одзики» дошел до нас в разных средневековых списках, некоторые
12
из них содержали глоссы, позволяющие судить о предполагаемом
японском чтении китайских иероглифов. Три наиболее ранних списка
предлагают такие варианты: амэ цути хиракуру токи; амэ иути-но
хадзимэтэ хиракэси токи; амэ цути-но хадзимэтэ хиракуру токи.
Все эти варианты могут быть переведены так, как это дано у Е . М .
Пинус. М отоори Норинага предложил читать: амэ цут и-но хадзимэ-
но токи, т. е. «во времена начала Н еба-Зем ли ». Современные
японские филологи также отстаивают разные варианты — Е . М .
П инус выбрала версию Курано Кэндзи — амэ пути хадзимэтэ
хиракэси токи. Сравнительно новое критическое издание текста
предлагает иную версию — амэ цути хадзимэтэ окориси токи, т. е
«во времена, когда впервые возникли Н ебо-Зем ля». А ведь это
отнюдь не самое темное место памятника, и смысл его очевиден
каждому читающему.
М ож ет показаться, что различие между этими вариантами не
существенно, однако в мифологических текстах всякое слово значимо.
Например, «Н ихонсёки» описывает начало космогонического про
цесса следующим образом: « В древности, когда Н ебо-Зем ля еще
были не разделены и Инь-Ян не были разделены, мешанина [эта]
была подобна куриному яйцу, темна и содержала почку». «Разделить»
и по отношению к Н ебу-Земле, и по отношению к И нь-Я н ком
ментаторы предлагают читать по-японски и понимать одинаково —
вакару, однако в тексте стоят разные иероглифы. Судя по этимологии
этих знаков, разделение Н еба-Зем ли предполагало их разрубание
топором; тот же иероглиф в древнекитайских текстах применялся для
описания мироустроительных действий мифологической женщины-
первопредка Н ю йва, и, таким образом, эта мелкая деталь позволяет
судить об истоках и ассоциациях японской мифологемы творения
мира. Т ем более легко представить, сколько догадок могут породить
по-настоящему трудные и неясные фрагменты.
Примечательно, что выдающийся японский этнограф X X в.
Оригути Синобу считал правильным читать приведенную (и другие)
фразы текста не на том поэтическом (теперь мы сказали бы —
мифопоэтическом) наречии, которое реконструировал (или сконстру-
13
ировал) Норинага или даже его средневековые предшественники, а на
условно-китайском языке в его японском произносительном варианте
с включением японских слов: т э н т и сёхоцу-но токи. Потому что —
и это единственная достоверность — мы не знаем, как произносил
эти слова легендарный носитель устной традиции Х иэда-но А р э,
какие именно варианты прочтения подразумевал записывавший Оно-но
Ясумаро (и вообще — подразумевал ли он «полноценный» японский
вариант), существовала ли произносительная традиция исполнения этого
текста после эпохи Н ара и какой она была.
Реконструкции Норинага в ряде мест кажутся современным
филологам несколько более модернизированными, ближе по языку к
эпохе Х эйан, чем к эпохе Н ара, при этом категорический отказ
Норинага от использования канго, слов китайского происхождения,
явно не вполне корректен текстологически. Таким образом, вос
создание «звучащего текста» «Кодзики» по-прежнему остается акту
альной задачей японологов.
Стоит также сказать, что хотя «Кодзики» дошли до нас в
нескольких списках, мы все же привычно думаем о некоем главном и
единственном тексте, к которому они восходят, а между тем к
произведениям такого рода особенно применимо суждение О . М ан
дельштама: « В поэзии, в пластике и вообще в искусстве нет готовых
вещ ей» («Р азговор о Д ан те»). Тем более их нет в круге мифоло
гических сводов — доказательством может служить, например, то
обстоятельство, что в раннесредневековых комментариях к «М анъ-
ё:сю » говорится о «записях древних деяний» ( кодзики) разных
кланов; в сборнике «Кинкафу», собрании песен в сопровождении
цитры к ото , наряду с упоминанием просто «К одзики» есть ссылка на
«другое» «К одзики». Т о есть скорее мы имеем дело с названием
жанра, или даже рода ранней письменной литературы, а не с уни
кальным произведением, существующим в единственном экземпляре,
хотя текст этот и составлялся по приказу императора, чтобы «уста
новить истину». Иным было понятие текста и его границ, и хотя
наступила эра письменной литературы, на раннем этапе ее сущес-
14
твования еще сохранялась вариативность как характерный и фунда
ментальный принцип фольклорного бытования текстов.
15
Относительно этих различий существуют разные точки зрения. В
этой связи представляется интересным наблюдение уже упоминав
шегося Курано Кэндзи. Второй свиток, по мнению Курано, посвящен
уже не небесной, а земной истории, но эта история еще р а з
ворачивается в непосредственном контакте с богами. При императоре
Огдзин, последнем императоре второго свитка, пишет Курано, в
Японию корейскими иммигрантами были привезены книги конфу
цианского канона, и прежде всего десять свитков «Лунью й». Тем
самым закончилась эпоха земных владык, чьи деяния творились во
взаимодействии с местными «божествами Н еба, божествами З ем ли »,
и началась история адаптации китайских религиозных, идеологи
ческих, культурных идей и феноменов.
Третий свиток начинается с императора Нинтоку, пекшегося о
благоденствии Поднебесной, т. е. населяющего ее народа. Как
сказано об этом императоре в «Кодзики», при его попечительстве и
заботах люди стали процветать, «поэтому о его правлении говорили,
что это было правление мудрого государя» (пер. А . Н . М ещ ерякова).
Оборотом «мудрый государь» исследователь перевел иероглифический
бином «сё:тэй», который чаще всего прилагался к мудрым и совер
шенным мужам, носителям добродетели в конфуцианском смысле, и
прежде всего к самому Конфуцию. Конфуцианский пафос правления
императора Нинтоку (иероглифы его имени означают китайские по
нятия, условно переводимые как «гуманность-человечность» — яп.
нин, кит. жэнь, и «мораль» — яп. току, кит. дэ) еще ярче обозначен
в соответствующем разделе «Н ихонги», где формулируются принципы
«правильного правления» и взаимодействия правителя с народом.
И так, третий свиток открывает новый идеологический период,
окрашенный конфуцианским влиянием. П о мнению Курано, меняется
сама концепция императорской власти — «священное дитя небесных
богов» превращается в совершенномудрого правителя в конфуци
анском понимании этого термина.
Развивая далее свою концепцию, Курано выдвигает предположение
о том, почему «Кодзики» обрывает повествование именно на императрице
Суйко. Х отя этой правительнице в памятнике посвящено всего несколько
16
строк — о том, из какого дворца она правила, где и когда по
гребена, — в русле религиозно-идеологической концепции Курано ее
правление — естественная граница конфуцианской революции. Как
мы знаем из «Н ихонги», в рамках ее правления, во времена ре
гентства Сётоку-тайси, называемого современными исследователями
«апостолом японского буддизма», был оглашен ряд указов, в соот
ветствии с которыми началось утверждение в Японии буддийских
идей, в том числе в области государственности. Таким образом,
исследователь выстраивает смену идеологических периодов, соот
ветствующих разным концепциям власти и их религиозным и натур-
2
философским осмыслениям.
17
Однако если к этому своду и нельзя относиться как к хронике
событий, то, во всяком случае, некоторые осторожные предположения
все ж е могут быть сделаны, если они опираются на выверенные
процедуры мифологов и фольклористов, работающих с текстами та
кого рода. В сочетании с анализом археологических памятников,
последующих мифолого-летописных сводов и свидетельств китайских
хроник «К одзики» предоставляет важные материалы для этногра
фических и исторических реконструкций.
В . Н . Горегляд в предисловии к первому свитку «М ифы древней
Японии» (т. 1. С . 7 — 2 6 ) дает аналитический обзор трудов, посвя
щенных этой проблеме, в частности, — исследований, связанных с
периодом курганных захоронений ( ко:фун ), предшествовавших уста
новлению обычая кремации по буддийскому обряду. Добавим к
сказанному там, что каменные мечи, зеркала и магатама (ожерелье
и з яш м овы х бусин особой ф о р м ы ), захоронен н ы е вм есте с
покойником, стали прообразом трех знаменитых регалий японского
императора. Ч то касается зеркала, то, согласно мифу, оно было
вручено божественному предку императорского рода богиней солнца
А матэрасу и выполняло роль ее магического заместителя. Интересно,
что, по преданию, это зеркало до сих пор хранится в Великом храме
И сэ, однако никто, включая императора, не имеет к нему доступа, и
никто его не видел. П о некоторым документам, описывающим ларец,
в котором хранится регалия, исследователи заключают, что зеркало
это, по всей вероятности, круглое и имеет не менее 4 9 см в диаметре.
Меч, зеркало и ожерелье из яшмы ( м агатам а ) как культовые
символы власти, по-видимому, восходят к алтайскому ритуально
мифологическому комплексу. Зеркало с пятью колокольчиками, веро
ятно, представляет собой отголосок инструментария тунгусских шаманов
северной Маньчжурии. В зеркале сибирский шаман мог видеть душу
умершего, в древней Японии оно также считалось вместилищем божества.
И до сих пор практически в каждом синтоистском храме висит ме
таллическое зеркало, иногда их даже несколько на одной стене. Зеркало
с колокольчиками встречается у шаманов северо-восточной Азии; нечто
похожее на этот предмет привязывается к поясу шамана в Корее.
18
О ж ерелье из яшмы, обработанной в виде запятых, в настоящее время
удается проследить лишь в Корее.
При этом, хотя алтайские переселенцы сыграли решающую роль в
формировании японской культуры, в начале первого тысячелетия нашей
эры обитатели Японских островов, как установлено исследователями,
принадлежали к племенам разного этнического происхождения и гово
рили на разных языках. Некоторые ученые насчитывают девять таких
этнических компонентов. Принятая теория известного этнографа О ка
Macao описывает пять:
1) племена меланезийского типа, занимавшиеся охотой, носители
горизонтальной космологии, располагавшей страну мертвых за морем;
2 ) аустроазиатский тип с юга Янцзы, занимавшийся охотой и
возделыванием суходольного риса. Предполагается, что во главе таких
общин стояли шаманки. С этой группой О ка M acao связывает
солярный культ Аматэрасу и мотив божеств-первопредков Изанаги-
Изанами;
3 ) выходцы из северо-восточной А зии, возможно, тунгусского
происхождения, принесшие на острова язык алтайской группы. Для
них характерны вертикальная космогония, вера в ками, спускающихся
с верхнего, небесного уровня мира в горы, на деревья, столбы, а
также шаманизм сибирского типа;
4 ) группа из Ю го-Восточной Азии, возможно, австронезийского
(микронезийского) типа, прибывшая с юга Китая и принесшая ры бо
ловство и культуру поливного риса, связанную с ритуалами урожая и
сложной системой инициаций. Е е влияние совпадает с периодом Яёи
(2 5 0 до н. э. — 25 0 н. э.);
5) номадическое племя, говорившее на одном из алтайских я зы
ков, прибывшее на запад Японии в III — IV вв. Э то племя во многих
отношениях сходно с северо-восточноазиатской группой, для него
также характерны шаманизм и вертикальная космогония, однако
главным божеством у них выступает не Аматэрасу, а Такамимусуби.
Н аиболее ж е общее деление древних этносов на группы представляет
гри разновидности: алтайский, австронезийский и айну.
19
Известный историк и археолог Эгами Намио, например, полагал, что
пятая группа схемы О ка Macao, относящаяся к тунгусским племенам,
около IV в. продвинулась в Корею и установила там свое господство,
после чего под предводительством вождя, выведенного в «Кодзики» под
именем императора Суйнин, вторглась в Японию со стороны Кюсю,
достигла центра главного острова Хонсю, где и сформировала древнее
государство Ямато (так называемая «теория всадников» Эгами). Однако
несмотря на то, что эта теория подкреплена рядом археологических и
исторических свидетельств, многие авторитетные историки и мифологи
обоснованно критикуют ее положения.
20
императрицы Д зито стали служить в дворцовой гвардии. Предком
хаято считается Ходэри-но микото (см. т. 1, гл. 3 2 ), еще именуемый
Умисати-но бико (см. т. 1, гл. 3 3 ), — Отрок, владеющий морской
удачей, т. е. Мореплаватель, Рыбак.
Как указывает в предисловии к первому свитку проф. В Ы .
Горегляд, ссылаясь на исследования Масуда Касуми, сюжет о братьях
Хоори и Ходери не может быть превращенным описанием борьбы
между племенами охотников и рыболовов, поскольку этот же сюжет
содержится в автохтонной легенде, записанной на Сулавеси. В связи
с этим важно отметить, что это обстоятельство само по себе может
свидетельствовать о протоавстронезийских связях данной мифологемы
и, возможно, — о традиционной ассоциации племени хаято с морем.
Примечательно, что в «Нихонги» зафиксирован ритуал хаято, в
котором важную роль играет намазывание лица красной глиной. В
«Кодзики» тоже встречается красная глина — в сюжете о Кусиятама-но
ками, потомке божества морских проливов. Превращенный в баклана, он
ныряет на дно моря и достает там красную глину, из которой изготовляет
магические «небесные сосуды», после чего произносит ритуальный текст
благопожелания, по-видимому, выражающий подчинение центральной
власти определенных групп населения области Идзумо, тоже, как явству
ет из сюжета, связанных с морем. Н е исключено, что некий ритуал,
включающий применение красной глины, издавна существовал и был
общим для ряда племен, возможно, австронезийских этносов, населявших
различные ареалы древней Японии. (Добавим в скобках, что доставание
глины или ила со дна моря и изготовление из этого материала каких-либо
первопредметов или перволюдей — распространенный мотив в древних
мифологиях, например, в древнеегипетской. Н е исключено, что японский
сюжет о добывании глины Кусиятама-но ками в конечном счете может
посходить к этой мировой мифологеме.)
Интересно, что ритуальное использование красной глины, помимо
обрядов области Идзумо и племени хаято, встречается также в
императорском ритуале Ямато. Е е значение в синтоистских мо-
литвословиях норито, которые в период Н ар а читались при дворе,
уже переосмыслено — хотя близко к варианту хаято, натиравших ею
21
щеки. Например, в молитвословии-заклинании норито, исполняемом
в праздник испрашивания урожая, высказывается благопожелание
императору — пусть у него будет столько еды и сакэ, чтобы он,
вкушая их, зарумянился «румянцем красной глины на щ еках».4 О дн а
ко возможно, что первоначально эта мифологема была заимствована
из ритуальной практики племен, не относящихся к той алтайской
группе переселенцев, вместе с которой в Японию прибыл род, впо
следствии ставший правящим родом тэнно.
Во втором свитке «Кодзики» часты упоминания об эмиси (иначе
называемых емиси или эбису), т. е. айнах, живших на О стровах,
видимо, задолго до пришествия алтайских племен. Однако черты
культурного сходства (исключая заимствования) у этих двух народов
практически не удается обнаружить. Скажем, для древнего периода,
как у айнов, так и среди племен Ямато, были приняты ордалии
кипятком (с целью подтверждения невиновности), лишение волос и
ногтей в качестве наказания и (или) искупительной жертвы (такому
ж е наказанию — замещению ритуального убийства царя — под
вергся и Сусаноо — см. т. 1, гл. 10). Однако эти черты характерны
для всего дальневосточного ареала, включая Китай.
Гораздо больше сходства с культурой Я мато обнаруживает куль
тура Рюкюского архипелага, которая может считаться родственной ей.
Некоторые этнографические записи начала X X в. демонстрируют
близость обрядовых текстов Ямато и Рюкю, однако от древних
времен рюкюских письменных памятников не сохранилось, поэтому
материалов для достоверных выводов заведомо не хватает, в японских
же мифологических сводах Рюкю и Окинава не упоминаются.
И так, вклад в культуру Ямато различных племен, не сразу
поглощенных главенствующим этносом, а довольно долгое время
сосуществовавших рядом с ним в виде этнических изолятов, был
довольно значительным.
Г оворя о «К одзики» и вообще о ранней обрядово-мифоло-
гической деятельности на Японских островах, исследователи чаще
всего выделяют и сравнивают три основные культурно-мифологи
ческие зоны — центр Х онсю , Идзумо и юго-восточную часть Кюсю
22
(об этом пишет и В. Н . Горегляд в предисловии к первому свитку).
Н е только первый, но и второй и третий свитки «К одзики», а также
другие памятники V III в., несмотря на идеологическую задачу —
объединить разные циклы мифов и пантеоны в единую картину мира
с императором-тзнно в центре — тем не менее дают достоверный
материал для различия этих трех центров, поскольку именно так
циклизуются мифы и «К одзики», и «Нихонги».
В давней работе японского этнографа М ацумото Нобухиро глав
ные отличия между этими тремя циклами усматриваются в том, что
для Я мато приоритетным был культ божества солнца, на К ю сю
преобладающими были племена, чья деятельность и круг верований по
преимуществу были связаны с морем, а для И дзумо характерен культ
водных божеств и божеств грома.5
И звестные японские этнографы О ка M acao и Ообаяси Т ар ё
полагают, что точнее будет делить отечественные мифы даже не на
три, а на четыре цикла. Первый, повествующий о разделении Н еба-
Земли, имеет параллели в мифах Центрального и Ю ж ного Китая,
Ю жной и Восточной А зии, Полинезии. Второй, связанный с собы
тиями на Такамагахара, Равнине Высокого Н еба, обители богов, —
обнаруживает сходство с культами неба (Т энгри) в корейских и
монгольских верованиях. Третий, рассказывающий о местности Х и -
мука на Кюсю, куда спустился с неба легендарный первопредок
земных императоров, в том или ином виде смыкается, по мнению
исследователей, с верованиями Индонезии и Ю го-Восточной А зии.
П о поводу третьего цикла разного рода соображений высказывается
немало — в частности, многие авторы подчеркивают корейские связи
сюжета о схождении Ниниги, о чем далее еще пойдет речь. Ч е т
вертый цикл — мифы области Идзумо — имеет параллели в мифах
Ц ентрального и Ю ж ного Китая и Ю го-Восточной А зи и .6
О значении И дзумо говорит проф. В. Н . Горегляд в предисловии
к первому свитку. З д есь мы хотим лишь добавить к сказанному им
некоторые дополнительные сведения. И дзумо вообще занимает важ
ное место в древнеяпонской культуре — не зря в рамках дворцовых
ритуалов во времена Н ар а — Х эйан отдельно исполнялось бла-
23
гопожелание от наместника (в прошлом — правителя) Идзумо, ко
торому придавалось особое значение, — тем самым выражалось
подчинение богов Идзумо богам императорского клана.7 П редпо
лагается, что эта область, с развитой и независимой культурой,
дольше других сопротивлялась усилиям объединителей. В о втором
свитке «К одзики», в главе о государе Судзин, рассказывается о
заразны х болезнях, насланных на народ божеством Оомононуси
(вариант имени Оокунинуси, одного из главных божеств И дзумо), в
результате чего люди стали вымирать. В главе об императоре Кэйко,
при котором разворачивались деяния Яматотакэру, повествуется о его
военном походе на запад и победе над доблестным Идзумотакэру. В
сводах встречаются и другие, сходные по характеру детали, сви
детельствующие об определенной враждебности и злокозненности
земли И дзумо в представлениях обитателей Ямато. Например, из
восьмой главы первого свитка явствует, что именно в Идзумо нахо
дился склон, отделяющий страну живых и страну мрака, Ёмоцукуни.
Кроме того, в «Н овом уложении семей и родов» («Синсэн сёдзи-
року», 815 г.), где все роды были классифицированы по божествам-
предкам, оказалось, что все центральные кланы ведут происхождение
от «небесных богов», а боги-прародители родов Идзумо — все
сплошь «земные боги», которых необходимо было усмирить перед
сошествием «божественного внука», легендарного первопредка им
ператорского рода.
Боги И дзумо, прежде всего Сусаноо (Сусаново) и Оокунинуси
(Опокунинуси), имеют вполне явственную хтоническую природу, и
культы их тесно связаны с земледелием.
П о мнению некоторых исследователей, теоним Оокунинуси в
древности был титулом вождя области Идзумо. В «К одзики» он
выступает то как божество Идзумо, то оказывается «хозяином»
( нуси) всей страны. Чтобы устранить это несоответствие, в « К о
дзики» так называемое «строительство страны» начинается с Мино,
области в Идзумо. По-видимому, в местном мифе Оокунинуси не был
демиургом, эту функцию ему придали позже, в процессе составления
сводов и нарративизации мифологических сюжетов. Соответственно,
24
как считают, например, комментаторы издания «К одзики», вышед
шего в серии «Н ихон сисо: тайкэй» (Токио, 1983), и имя Оокунинуси
следует понимать не как Бог-правитель Великой страны (всего древ
него Я м ато), а Великий Бог-правитель страны, т. е. верховное
божество (жрец, вождь) области Идзумо.
Интересно, что обитатели Идзумо до сих пор не вполне иден
тифицируют себя с центральной Японией, квалифицируя идзумцев как
некий отдельный этнос со своей культурой. К этому можно приба-
вить, что диалект Идзумо значительно отличается от язы ка цент
ральной части Х онсю , а главный храм этой провинции, Великий храм
Идзумо, по своему архитектурному облику представляет собой иной
тип ритуальной свайной постройки, чем те варианты, которые р ас
пространены в других областях Японии. Некоторые авторы полагают,
что прообразом канонического храма И сэ, посвященного А матэрасу,
был амбар, древнее рисохранилище, а храм Идзумо воспроизводит
тип древнего жилища. Стоит сказать здесь и о том, что два рода, к
которым принадлежат нынешние настоятели Великого храма Идзумо,
род С энгэ и род Китадзима, считают себя прямыми потомками рода
правителей Идзумо ( Идзумо-но куни-но мияцуко), т. е. потомст
венными жрецами богов Сусаноо и Оокунинуси.
Ч то касается цикла, связанного с сошествием на землю импера
торского предка Ниниги-но микото, то в предисловии к первому
свитку В . Н . Горегляд, со ссылкой на работу Исида Эйитиро, говорит
о сходстве названия пика Кусифуру, куда спустился Ниниги, с
корейскими священными топонимами. Почти сенсационное добавление
к этому встречаем у Уэда Масамунэ: в одной из версий сошествия
Ниниги, приведенной в «Н ихонсёки», гора, где он ступил на землю,
называется Соори (Сопори, Соф ори), что автор прочитывает как
японский произносительный вариант названия города Сеул!8 И не
смотря на фантастичность этого предположения, оно вполне правдо
подобно и согласуется с данными современного сравнительного
языкознания. При этом корейское слово сеул не обязательно ука
зывает на известный нам город с таким именем — в корейском
языке это слово означает «столица».
25
При этом такого рода сходства сюжетов и топонимов далеко не
всегда однозначно ведут к установлению их происхождения, да и
приведенные классификации мифов оказываются достаточно услов
ными, поскольку составители письменного текста «Кодэики» ставили
себе задачу объединения разных мифологических и обрядовых тр а
диций и упорядочения отношений местных пантеонов с культом богов
главенствующего клана Ямато.
О собую роль в усилении процессов культурной диффузии сыграло
и приморское племя ама, из которого вышли профессиональные
рассказчики катарибэ. Ама, первоначально локализованные на К ю
сю, указом императора 0 :д зи н были расселены в разных областях
Японии, и странствующие катарибэ стали важным фактором ста
новления ритуально-мифологической общности (подробнее о них см. в
коммент. 122 ко второму свитку).
26
манизма Кармен Блейкер предполагает, что тунгусское слово saman
(«ш ам ан ») происходит от санскритского sramana (в пракрите —
samana), затем это слово прошло через китайский произносительный
вариант sha-men и попало в Японию в измененном виде. Бож ества
ками были связаны с вертикальной космогонией, спускались на
столбы, деревья и изначально в храмах не нуждались.
Другой вид духов, наделенный сверхобыденными качествами, -—
марэбито, бог-чужак или дух предка, являющийся из страны по ту
сторону моря и поэтому требующий возведения временного оби
талища. Э то божество, встречающееся также на Окинаве, явно
представляет другой круг верований, отличный от алтайских, в о з
можно, сходный по типу с австронезийскими.
О пираясь на таксономию богов «К одзики» (а легко заметить, что
имена богов и легендарных персонажей иногда кончаются словом
ками, иногда — нуси или микото и т. п.), можно провести их
условную классификацию. Например, Сиба Сусуму полагает, что до
распространения понятия ками в Японии преобладал культ «духов»
( моно) и «хозяев» (нуси). При этом нуси и некоторые другие титулы
богов он связывает с алтайской группой, а моно — с австро
незийской. С амо же понятие моно ученый возводит к концепции
мана — одухотворяющей жизненной силы у ряда океанийских пле
мен.1' Этнические атрибуции и их интерпретации, предлагаемые Сиба,
не всегда вы зы ваю т доверие, однако сама по себе идея классификации
богов по строению и составу имен, безусловно, может дать ин
тересные результаты.
В частности, другой исследователь, Уэда М асамунэ, на основании
анализа теонимов проводит этно-культурные различия между «К од-
ники» и «Н ихонги», обращая внимание на то обстоятельство, что
один из древнейших «богов-одиночек», Такамимусуби, в «К одзики»
титулуется как божество, дух (ками), а в «Н ихонги» — как пове
литель ( микото) . Титул же микото, как разъясняется в самом тексте
«Н и х о н с ё к и », озн ач ает вы раж ение «п редельн ого почтения к
предельно благородному». Другими словами, речь идет о божестве-
предке правящего императорского рода, происхождение которого как
27
раз и возводится к богине Аматэрасу и Такамимусуби. Д ля сост
авителей «Н ихонги», по мнению Уэда, важнее была фигура Т а к а
мимусуби, что, может быть, свидетельствует о принадлежности самих
составителей к другому алтайскому племени, чем то, которое почитало
А матэрасу как верховное божество и чей представитель стал первым
объединителем и правителем центральных областей главного япон
ского острова. Кстати, часть ми в имени Такамимусуби в «К одзи ки »
записана иероглифом «свящ енный», а в «Н ихонги» — вторым
иероглифом бинома «тэнно:» — знаком, прямо означающим импе
ратора, т. е. для составителей «Н ихонсёки» первопредком был по
преимуществу Такамимусуби.
Для круга представлений «Кодзики» важнее богиня Аматэрасу, имя
которой обычно сопровождается двумя величающими титулами — «ве
ликая» и «священная» (Аматэрасу-опомиками), в «Нихонги» же она
всего лишь «великая» (т. е. самая большая, главная). Кстати говоря, по
мнению авторитетного японского мифолога Мисина Акихидэ (С ёэй),
алтайское племя, поклонявшееся Такамимусуби, пришло на Японские
острова раньше, чем племя, считавшее своим родовым божеством А м а
тэрасу.
В связи с принятой в «Кодзики» классификацией богов по
титулам упомянем также, что слово микото («повелитель») приме
нительно к разным богам писалось двумя иероглифами, вы раж а
ющими большую и меньшую степени почтительности. В «Н ихонги»
это различие объясняется тем, что в первом случае речь идет о
«предельном благородстве», т. е. о родовом божестве самого высокого
клана, а во втором — «об остальных». Именно такое разделение этих
двух терминов принято и в даосизме, где главные божества, например,
Ю аньшитянь-цзунь (Изначально Почитаемый на Н еб е), имеют вы с
ший титул (кит. цзунь ), другим же божествам приписывается титул
мин (и то, и другое по-японски читалось как микото ). Э то различие,
в частности, может служить и как еще одно доказательство весьма
ранних, хотя не всегда явственных даосских влияний на японскую
культуру, особенно в период складывания первых письменных па
мятников.
28
И так, мы говорили о разных слоях и периодах, соответствующих
трем свиткам «К одзики». Обратимся теперь ко второму свитку,
который, как считают многие мифологи, по преимуществу связан с
идеологией кланов, почитавших божество солнца А матэрасу, т. е. с
правящим доныне императорским домом.
Второй свиток, что признают практически все исследователи,
знаменует переход от космологии к квазиистории; излагаемые в нем
события рассказываются не как архетипические, относящиеся к эпохе
богов и первопредков, а как некие факты, имевшие место в прошлом,
пусть и легендарном. Однако земные персонажи этого свитка еще
поддерживают более чем тесную связь с богами. Богов видят во сне,
когда те решают изречь свою волю, с ними сталкиваются, когда они
принимают вид змея, или стрелы, или белого оленя, богов местности
усмиряют, чтобы обеспечить мирное и благополучное управление
страной.
Однако связь богов и людей во втором свитке «К одзики»
осуществляется еще и в скрытом виде, на уровне повествовательных
сюжетов.
Раздел одной из недавних работ известного японского мифолога
Ё сида Ацухико посвящен двум самым ярким фигурам второго свитка,
это Хомутивакэ-но мико, принц, сын императора Суйнин, и знаме
нитый герой мифологического эпоса Яматотакэру.
В своих рассуждениях Ёсида отправляется от наблюдений другого
японского мифоведа, Каваи Хаяо, который в ходе дискуссии с коллегой,
Ю аса Ясуо, обратил внимание на странную перекличку мотивов в
сюжетах об этих двух персонажах с мифом о Сусаноо, самом загадочном
и противоречивом божестве японской мифологии (в нашем переводе, в
соответствии с принятым принципом транскрипции древнеяпонских имен,
эти персонажи именуются Помути-вакэ и Сусаново).
О казы вается, что все эти три нарратива обнаруживают очень
высокую степень близости составляющих мотивов, только мотивы эти
не просто подобны — они отражают друг друга как зеркало, или, по
выражению Ёсида, «производят впечатление запущенной назад кино-
13
пленки».
29
В самом деле, о Хомутиаакэ утверждается, что он не говорил ни
слова, даже когда борода его отросла на восемь ладоней. Как ребенок
вел себя и Сусаноо, который «страной, что была [ему] наказана, не
ведал, а плакал в голос, пока борода его, в восемь пястей, не достигла
середины груди» (т. 1. С . 51). Зд есь мы видим явное сходство.
Однако далее говорится, что Хомутивакэ обменялся брачной клятвой
с Хинага-химэ (Пинага-пимэ), но, увидев ее в образе огромного змея,
убежал прочь. В мифе о Сусаноо последний, напротив, побеждает
огромного змея, освобождает от него деву Кусинада-химэ и бла
гополучно женится на ней. В обоих случаях это происходит в Идзумо,
и родство (или даже тождество) сюжетов самоочевидно.
Рождается Хомутивакэ в горящем шалаше, сделанном из рисовых
стеблей, и по просьбе императора Суйнин мать нарекает его
Хомутивакэ. Часть хо в этом имени может означать и «рисовый
колос», и «огонь». В данном сюжете мать объясняет это имя тем, что
ребенок рожден в огне. Сусаноо, напротив, рождается в воде, при
омовении Идзанаги, который вернулся из страны мертвых, убежав от
Идзанами, умершей при рождении ее последнего ребенка, божества
огня.
Хомутивакэ впервые заговорил, когда увидел летящего в небе
лебедя. Сусаноо перестал плакать, когда достиг Страны Корней,
подземного мира.
Зеркальная симметрия обнаруживается и в отношениях обоих
персонажей с Оокунинуси: Хомутивакэ приходит к Оокунинуси и
обретает речь и силу взрослого, Оокунинуси приходит к Сусаноо, и
последний теряет силу и оказывается побежденным. Такого рода
- 14
совпадении в тексте обнаруживается немало.
П о той же схеме разворачивается сопоставление Сусаноо и
Яматотакэру. Сусаноо спасает жизнь Кусинада-химэ и получает ее в
жены. Ототатибана-химэ ценою собственной жизни спасает Я м а
тотакэру, но он теряет при этом жену. Сусаноо, чтобы спасти
Кусинада-химэ, превращает ее в гребень. Когда Ототатибана по
гружается в море, чтобы утихомирить волны и чтобы корабль Я м а
тотакэру благополучно добрался до дому, то проходит несколько дней
30
и к берегу прибивает гребень, который и хоронят как ее заместителя,
т. е. каждая из девушек превращается в гребень.
В сюжете о Сусаноо сам этот бог после спасения девушки слагает,
песню об «Идзумо, где в восемь гряд облака встают»; в сюжете об
Яматотакэру перед смертью песню слагает Оготатибана — о «Сагаму
средь горных круч». В обоих случаях важное место в повествовании
нанимает меч Кусанаги — Сусаноо, добыв этот меч из хвоста р аз
рубленного змея, подносит его своей сестре, богине солнца Аматэрасу, и
меч становится одной из священных императорских регалий. Яматотакэру
получает меч Кусанаги от Ямато-химэ, своей тетушки, жрицы главного
храма Аматэрасу и, стало быть, ее заместительницы.15
Интереснейших совпадений и контрастов такого рода подмечено
так много, что взаимосвязанность сюжетов, повествующих о Сусаноо
(первый свиток), Хомутивакэ и Яматотакэру (второй свиток), не
вызывает сомнений. Интерпретация этого явления, разумеется, до
пускает самые разные методы и точки зрения. Сам Ёсида склонен
толковать эти сходства и различия в неофрейдистском духе, учитывая
обстоятельства наличия или отсутствия обоих родителей у этих богов
и героев и особенности отношений с ними в раннем возрасте этих
легендарных персонажей. Несмотря на то, что эта интерпретация
порой вы зы вает некоторые сомнения, наблюдения Ё сида над текстом
и общий ход его поиска представляется и важным, и новым.
В сущности, противоречивость Сусаноо (чем бы она ни объяс
нялась — сложными обстоятельствами взросления героя или конта
минацией нескольких мифологических циклов) сводится к тому, что он
предстает то в виде бурного, неистового, хтонического бож ества (в
Я м ато), то — в виде культурного героя, спасителя и подателя благ (в
И дзум о). Ёсида видит иные две стороны в образе Сусаноо — одну
он называет puer aetemis, имея в виду юнгианский архетип младенца,
вторую — «неистовый воитель». И вот, во втором свитке два эти
качества Сусаноо, разделившись, обретают автономное сущ ество
вание — в Х омутивакэ воплощается по преимуществу младенческая
ипостась Сусаноо, в Яматотакэру — воинская сила и неукротимость.
П о мнению Ёсида, эти два персонажа второго свитка отчасти сни-
31
мают противоречивость Сусаноо, объясняя, каким образом могут
сочетаться столь противоположные характеристики, и в то же время
утверждая повышенную ценность и истинность мифа. ^ 16
Е щ е одна возможная интерпретация этой ситуации может состоять,
например, в следующем. Как известно, на некотором определенном этапе
культуры начинается размывание, выветривание мифологических структур
и переход от эры богов и мифологического времени к историческому
сознанию с его линейно-генеалогическим развертыванием мира. Н а этом
этапе, обычно совпадающем с периодом строительства ранней госу
дарственности, происходит кодификация мифов, их сбор и запись. Здесь,
в этой точке, начинается и развитие литературы как особой формы
деятельности, вычленяемой из архаического единства.
Современные концепции движения от ранней фольклорной сло
весности к литературе, разработанные такими авторами, как Е . М .
Мелетинский, Ю . М . Лотман и С . Ю . Неклюдов, состоят именно в
том, что при нарративизации мифа, т. е. в процессе соединения мифов
и отдельных мифологических мотивов, в ходе превращения их в
единое повествование, как правило, происходит расщепление функций
мифологических героев, обычно противоречивых и многофункцио
нальных. Если раньше один герой обладал несколькими свойствами, то
теперь возникают персонажи — носители отдельных свойств, всту
пающие в сложные отношения друг с другом и самим героем. Таким
способом строится ранняя сюжетика мифологических сводов разных
народов мира, отсюда и начинается сложный процесс возникновения
литературных форм.
Итак, свод «Записей о деяниях древности», «Кодзики» свиде
тельствует нам не только о японских мифах, древнейшем песенном
фольклоре, ранней письменной квазиистории, этническом составе на
селения и архаических обрядах. Это также памятник, в котором поверх
этнокультурных, стадиальных, локальных различий прорастает и воз
двигается новый целостный космос, именуемый литературой. Как сказал
впоследствии один из японских поэтов позднего средневековья:
32
Вот исток, вот начало
Всего поэтического искусства —
Песня посадки риса!17
Л . Ермакова
Библиографические ссылки
33
Ообаяси Таре. Нихон синва-но кигэн [Возникновение японских
мифов]. Токио, 1961. С . 21.
12
Уэда Масамунэ. Указ. соч. С. 144.
Перевод В. Н . Марковой.
Кодзики —
Записи о деяниях древности.
Свиток 2-й
[Государь Дэимму1]
2
ва божества-столпа, Камуяматоипарэбико-но микото и
3 V о
И тусэ-но микото , его единоутробный брат старшии,
поразмыслили и рекли: «Где бы нам лучше поместиться,
чтобы мирно ведать делами Поднебесной, их слушать и
зреть? Отправимся-ка на восток», — так рекли и, покинув Пимука,
отбыли в Тукуси4.
Вот, как достигли они местности Ука в стране Тоёкуни, двое
тамошнихжителей по имени Усатупико и Усатупимэ воздвигли дворец
на одной oпope5 и устроили в их честь пир. Удалившись оттуда, год
пребывали [боги] во дворце Вокада в Тукуси. Затем , покинув ту
землю и отправившись в направлении столицы, семь лет пребывали
они во дворце Такэри в земле Аки. Затем , из той земли изойдя,
восемь лет пребывали они во дворце Такасима в Киби.
И вот, когда выходили они из той земли, повстречался им в
проливе Паясупи человек6 — он плыл, сидя верхом на черепахе,
л о в и л рыбу и размахивал крыльями. Подозвали они его к себе и
вопросили: «К т о ты есть?» « Я — земное бож ество», — ответ-
ствовал тот. И еще они спросили: «Ведомы ли тебе пути морские?»
Отлично ведомы», — отвечал он. И еще они спросили: «Х о ч еш ь ли
35
послужить нам ?» «П ослуж у», — был ответ. И тогда, протянувши
шест, он опустил его и подтянул их ладью, посему и был наречен
Савонэтупико, О трок Основания Ш еста.
Это предок куни-но миятуко8 в Ямато.
36
А матэрасу, Превеликая богиня16, и Такаки-но ками17 повелели при
з в а т ь к ним Такэмикадути-но ками18 и рекли ему: “ В Срединной
С тране Тростниковой Равнины наступил великий беспорядок. Наши
чада, похоже, не могут жить спокойно. А ведь как раз ты эту
Срединную Страну Тростниковой Равнины словом направлял. П осе
му тебе, богу Такэмикадути-но ками, надлежит туда спуститься” , —
так рекли. А он им ответствовал: “Я могу и не спускаться, когда есть
меч, ту страну усмирявший; его и надлежит спустить.
Этому мечу имя — Сазитуто-но ками, а еще одно имя — Путо-но митама19.
Этот меч пребывает в храме Исоноками.
Чтобы спустить тот меч, надо Такакурази вскрыть конек крыши на
своем амбаре и оттуда его вниз сбросить. Посему ты в благоприятное
утро возьми его оттуда и поднеси дитяти богов небесных”, — так
поведал. И вот, согласно тому поучению, [что я] во сне [услышал],
отправился я поутру в амбар, а там и вправду меч лежит».
И еще, по повелению великого бога Такаки-но ками, передал
[Т акакурази] его наставление мудрое: «Пусть сын богов небесных дальше
не ходит. Непокорных божеств такое множество. Ныне я посылаю [ему]
с неба ворона восьми мер величиной20. Этот ворон и поведет тебя. Когда
он взлетит, тогда и тебе идти должно», — так молвил.
И вот, в точности, как в этом наставлении мудром было сказано,
выступил [сын богов небесных] в путь вслед за вороном восьми мер
величиной, а когда достиг верховьев реки Ёсино, то увидел там
21
человека, который изготовил бамбуковую ловушку для рыб и ловил
ею рыбу.
«К т о ты есть?» — вопросил сын богов небесных. « Я — земное
божество, имя мое — Нипэмоту-но ко22», — ответствовал тот.
37
Это предок рода кими в Ёсино.
Затем , когда входил он в эти горы, то повстречал ещ е одного
хвостатого человека. Т о т вышел к ним, раздвинув скалы . О пять
[государь] спросил: «К то ты есть?» «Я — земное божество, имя
мне — Ипаосиваку-но ко. Я только что узнал, что соблаговолил
пожаловать в наши места сын небесных богов. Вот и направился с
почтением ему навстречу», — так тот отвечал.
Это предок кузу25 из Ёсино.
38
жили и загнали его туда. И тут же убило его тем капканом, который
он же и сделал, и умер он.
Т огда извлекли его [из капкана] и, рассекши [его тело] на части,
вокруг разбросали. Посему это место называют Типара, Равнина
Крови. А угощение великое, которое этот старший брат Е,-Укаси
приготовил, отдали его воинам. И тогда [государь] спел такую песню:
А а-сия, го-сия!28—
Это выражает насмешку.
[К ак] не забуду я
Вяжущий рот
Перчик, что посажен
Под изгородью
40
Х рабры х парней Кумэ, —
[Т ак] сейчас налечу! —
[К ак] обвивает
Барвинок,
Обвивающий большой камень
Н а берегу моря И сэ,
Где [дует] ветер богов,
31
[Т ак ] сейчас налечу! —
41
Вот так он [потомок небесного бога] словом направил и усмирил
непокорных божеств, изгнал тех людей, что покориться не хотели, и
стал править из дворца Касипара-но мия, что в Унэбэ.
А когда он [еще] пребывал в Пимука, взял он в жены младшую
сестру владетеля Вобаси в А та, [по имени] Апира-пимэ, и дитя, у них
родившееся, было Тагисимими-но микото, потом — Кисумими-но
микото, два божества-столпа.
И вот, когда он стал искать себе еще деву, чтобы впоследствии
сделать ее государыней, Опокумэ-но микото сказал: «Е с ть тут некая
дева. Говорят [о ней], что она дочь божества. А говорят, что она дочь
божества, вот почему: дочь Мидокупи из Мисима, по имени С эята-
тара-пимэ, была обликом прекрасна. И вот, божество Опомононуси-
но ками из М ива, завидев ее, когда красавица ходила по-большому,
оборотился стрелой, выкрашенной красным лаком, и, приплыв по
канавке туда, где она по-большому ходила, воткнулся ей в тайное
место. Д ева тогда всполошилась и пустилась наутек. Вот, вернулась
она [домой] с этой стрелой, положила ее у изголовья, а [стрела] вдруг
превратилась в прекрасного юношу. И женился он на ней, а рож
денное у них дитя зовется Пото-татара-исусуки-пимэ-но микото, еще
одно имя ее — Пимэ-татара-исукэёри-пимэ.
Слово пото — «тайное место» — дурным показалось, потому и было
впоследствии изменено.
Татуированы глаза
А ишь для того, чтобы встретиться
С о 36
девой, —
В убогой хижине
Н а тростниковой равнине
Камышовую подстилку
Ш елестящую расстелив,
М ы спали вдвоем, —
43
время замыслил он убить троих [своих] младших братьев-столпов, и
их матушка царственная, Исукэёри-пимэ, горевала и печалилась и
песней детям своим [об этом замысле] знать дала. Песня эта была:
С реки Савигава
О блака поднимаются.
Н а горе Унэби
Листы дерев шелестят.
Видно, ветер задует,37 —
Гора Унэби...
Днем тут колеблется облако,
А как завечереет,
У ж и ветер задует,
[О том] листы дерев шелестят, —
так спела.
Услышав это, ее сыновья встревожились и, вознамерившись
убить Тагисимими-но микото, Камунунакапа-но микото сказал стар
шему брату Камуявимими-но микото: «Послушай-ка. Возьми оружие,
войди [к нему в дом] и убей Тагисимими», — так сказал.
И вот, когда [Камуявимими], взяв оружие, вошел и хотел убить
[Тагисимими], то руки и ноги у него так тряслись, что не сумел он
убить [того]. I огда младший брат Камунунакапа попросил у старшего
оружие и, взяв его, вошел и убил Тагисимими. И тогда, восславив его
имя, нарекли его еще Отважный Нунакапа, Такэнунакапа.
А Камуявимими-но микото, уступая [старшинство] младшему
брату Такэнунакапамими-но микото, сказал так: «Я не смог убить
врага. А ты его уже убил. Потому, хоть я и старший, но не должен
становиться превыше всех. Т ак что тебе и стать выше всех и
управлять Поднебесной. Я же буду помогать и служить при тебе как
священнослужитель», — так сказал.
Пикояви-но микото.
44
Камуявимими-но микото.
Предок рода Опо-но оми, мурази Типисако-бэ, мурази Сакапи-бэ, ними Пи,
кими Опокида, кими Асо, мурази Мияко из Тукуси, рода оми Садзаки-бэ,
миятуко Садзаки-бэ, миятуко Вопатусэ, рода Атанэ Тукэ, куни-но миятуко земли
Йё, куни-но миятуко земли Синано, куни-но миятуко Ипаки в Митиноку, куни-но
миятуко Нака в Питати, куни-но миятуко Нагаса, атапэ Пунаки в Исэ, оми
Нипа в Вопари и оми Симада.
[Государь Суйсэй]
[Государь Аннэй]
45
и рожденное у них дитя — Токонэтупико-иронэ-но микото. Потом
был рожден Опояматопико-сукитомо-но микото. Затем — Сики-
тупико-но микото. Среди этих трех столпов, детей государевых,
Опояматопико-сукитомо-но микото правил Поднебесной.
Потом у Сикшупико-но микото были дети — двое детей. Один —
предок инаки из Ига в Сути, инаки из Набари и инаки из Минэ.
Е щ е один — Ватитуми-но микото — пребывал во дворце Миви
в Апади, и вот, было у этого принца две дочери. Имя старшей было
Папэиронэ. Е щ е ее звали Опояматокуниарэпимэ-но микото. У млад
шей было имя Папэиродо. Л ета государя были четыре десятка и еще
девять. Е го гробница в Мипото, на горе Унэби.
[Государь Итоку]
46
[Государь К о:сё:]
Предок оми Касуга, оми Опоякэ, оми Апата, оми Воно, оми Каки-но мото, оми
Итипиви, оми Опосака, оми Ана, оми Таки, оми Пагури, оми Тита, оми Муза,
оми Тунояма, ними Ипитака в Исэ, кими Итиси
и куни-но миятуко Тикатуапуми.
Л ета государя были девять десятков и еще три. Е го гробница на
вершине горы П аката в Какигами.
[Государь К о:ан]
47
Два столпа.
[Государь К о:рэй]
48
И вот, Опояматонэкопико-куникуру-но микото правил Поднебесной.
Опокибитупико-но микото и Вакатакэкибитупико-но микото, два
столпа, совместно на берегу реки Пи в Парима священные сосуды
38
поместили , сделав Парима началом пути, заклятие сотворили над
землей Киби и ее усмирили. И вот, этот Опокибитупико-но микото.
Предок оми Камитумити в Киби.
Затем Вакапикатакэкибитупико-но микото.
Предок оми Симотумити из Киби
и оми Каса.
Л ета этого государя были одна сотня и еще шесть. Его гроб
ница — наверху Умасака в Катаока.
[Государь Ко:гэн]
49
И еще он взял в жены дочь Утусиково-но микото, Икагасикомэ-
но микото, и рожденное у них дитя — Пикопутуоси-но макото-но
микото.
Е щ е он взял в жены дочь Авотама из Капути, по имени
Паниясубимэ, и рожденное у них дитя — Такэпаниясубико-но ми
кото.
Один столп.
50
Затем Пэгури-но туку-но сукунэ.
Предок оми Пэгури, оми Савара, мурази Умамикуи и других.
Затем Ки-но туну-но сукунэ.
Предок оми Ки, оми Туну, оми Сакамото.
[Государь Кайка]
Один СТОЛП.
Два столпа.
51
Один столп.
Пять столпов.
52
Е щ е он взял в жены Ирото-вокэтупимэ, младшую сестру своей
матери, и рожденные у них дети — Ямасиро-но опотутуки-но мавака-
но мико, затем Пикоосу-но мико, затем Иринэ-но мико.
Три столпа.
Всего детей у Пикоимасу-но мико — одиннадцать столпов.
А дети его старшего брата, Опомата-но мико, — Акэтату-но
мико, затем Унагами-но мико.
Два столпа.
53
Предок По-но вакэ в Микава.
Младший брат этого Мити-но уси-но мико, Мидупо-но мавака-
но мико.
54
[Государь Судзин]
55
Во времена этого принца впервые стали ставить у гробницы
изгородь из людей-40 .
56
прекрасная дева понесла. О тец ее и мать, увидев, что она понесла,
изумились и спросили у девушки: «Т ы понесла сама по себе. Как ж е
можно понести без супруга?» — так сказали, а она говорит в ответ:
"Е сть прекрасный юноша, я не знаю его родового и личного имени,
но каждую ночь он являлся и мы жили вместе, вот я и понесла,
согласно естеству», — говорит. Н а это отец и мать ее захотели
уз нать, что это за человек, и так научили девушку: «Разбросай перед
мужем красную глину, вдень в иглу скрученную нить из конопли и
воткни в подол его одеяния», — так сказали. Сделала она по их
поучению, а назавтра смотрит — конопляная нить от пряжи, продетая
через иглу, прошла через замочную скважину и наружу вышла, а
осталось пряжи всего три колечка. Тут, увидев, что [ее суженый]
прошел через замочную скважину, пошла она по нити, достигла горы
Мива и остановилась у храма божества М ива. Т ак и узнали, что это
был сын божества. И вот, раз осталось той конопляной нити три
кольца, так и стали называть то место, стало оно М ива, Три
,, 42
Кольца.
Этот Опотатанэко — предок кими Мива и кими Кано.
Эх, Мимакиири-бико!
Эх, Мимакиири-бико!
Твой шнурок для нанизывания яшмы
Х отя т украсть и убить.
Через задние врата
Прокрасться,
Через передние врата
Прокрасться замыслили.
57
Эх, не знает об этом
Мимакиири-бико!4^ —
58
А Опобико-но микото, следуя прежнему повелению, отправился в
страну Коси. Такэнунакававакэ, отправленный на восток, и его отец,
Опобико, достигли Апиду и встретились там. Посему и зовется эта
местность Апиду, Зал и в Встреч. Вот, усмирили они в тех землях,
куда были посланы, людей, своевольно там распоряжавшихся, и
воротились с докладом.
И Поднебесная стала с тех пор сильной и мирной, и народ
богател и процветал. Тогда впервые стали собирать дань от муж
чин — с бороздок лука, от женщин — с кончиков пальцев47. Посему
восславили это царствование и назвали государя Небесным владыкой
Мимаки, первым страной управлявшим48. Е щ е в это царствование
сделали пруд Ёсами и пруд Сакавори в Кару.
Л ет государю было отпущено одна сотня, шесть десятков и еще
восемь лет.
[Государь Суйнин]
59
микото, затем — Опонакатупико-но микото, затем — Яматопимэ-но
микото, затем — Вакаки-но ирибико-но микото.
Пять СТОЛПОВ.
60
мечей и поднес их храму бога Исоноками,51 а также, в том дворце
пребывая, учредил Капаками-бэ.
Затем Опонакатупико-но микото.
Предок вакэ Яма-но бэ, вакэ Сакикуса, вакэ Инаки, вакэ Ада, вакэ Мино в
земле Вопари, вакэ Ипанаси в Киби, вакэ Корома, вакэ Такасука, кими Асука,
вакэ Мурэ.
Затем Яматопимэ-но микото.
Совершала службы в храме Превеликой богини в Исэ.52
З атем И кобаявакэ-но мико.
Предок вакэ Анапобэ в Сапо.
Затем Адзамитупимэ-но микото.
Стала женой Инасэбико-но мико.
61
Сделал он кинжал с тесемками, восемь раз закаленный, и,
отдавая сестре, сказал: «Убей государя этим кинжалом, когда он
будет спать».
И вот, государь, не зная об этом замысле, лег почивать, а на
колени государыни голову положил, как на изголовье. Собралась
государыня нанести государю удар в шею этим кинжалом, три раза
замахивалась, но горькие думы ее втайне одолели, и не смогла она
отсечь голову, потекли по ее лицу слезы и скатились вниз. Т ут
государь, удивившись, подняться изволил и, расспрашивая госуда
рыню, рек: «М н е привиделся дурной сон — будто со стороны Сапо
полил бурный ливень, и капли вдруг упали мне на лицо. И маленькая,
узорчатая, словно парчовая змейка обвилась вкруг моей шеи. Ч то это
за сон, какой он несет зн ак?»
Государыня, решив, что отпираться бесполезно, государю сказала:
«М ой старший брат, Сапобико-но мико, спросил меня — кто тебе
больше мил, супруг или старший брат? Прямо в лицо спросил, я
растерялась и потому сказала — старший брат мне мил. Т огда он
стал меня улещивать, говоря — мы вместе будем править П одне
бесной. Т ак что ты должна убить государя. С казал он так, сделал
восемь раз закаленный кинжал с тесемками и мне дал. Х отела я им
нанести государю удар в шею, три раза замахивалась, но вдруг горько
стало на душе, и не смогла я ударить, и слезы упали на лицо
государево. Вот такой знак беспременно этот сон несет», — так
сказала.
Т у т государь рек: «М еня чуть не обманули», — скликал войско
и пошел на Сапобико-но мико, а этот принц навалил рисовых стеблей,
засаду из них выстроил и стал там ждать.
Т огда Сапобимэ-но микото, не в силах снести горя, убежала
через задние ворота и сокрылась в той рисовой засаде.
А была государыня в то время в тяжести. Государь же не мог
противиться мысли о том, что она в тяжести, да и любил он ее к тому
времени уже три года. И вот собрал он воинов, но сразу не напал. И
пока мешкал он, родилось дитя, что было в утробе. И тогда госу-
62
дарыня выложила дитя за стены той засады из риса и послала гонца
передать государю: «Е сли соизволишь считать это дитя сыном госу
даревым, то вырасти его», — так рекла.
А государь ответил: «Х о т ь и ненавистен мне ее старший брат, но
■самое государыню не могу не лю бить». Т о есть, душа его лежала к
тому, чтобы вернуть государыню. Собрал он самых ловких и быстрых
своих воинов-силачей и повелел: «К ак будете забирать дитя, схватите
и его матушку. Надлежит вам ее схватить, пусть з а волосы, пусть за
руки, и вытянуть оттуда».
Тогда государыня, проведав о том, что у государя на душе,
сбрила свои волосы и накрыла ими голову, а еще свои шнуры с
нанизанной яшмой оставила подгнить и обмотала ими руки в три слоя.
Кроме того, промочила одежды рисовым вином сакэ, чтобы они
сгнили, и надела, словно целые. Сделав все это, она взяла дитя на
руки и положила з а входом в то рисовое укрепление. Воины-силачи
взяли ребенка и тут ж е накинулись на его матушку. Схватили за
волосы, а волосы сами по себе упали наземь, схватили з а руку, а
яшмовый шнур порвался, схватили з а платье, а платье тоже р азо р
вал о с ь . Т ак что удалось им взять дитя, но не удалось схватить его
матушку.
Вот, вернулись воины и доложили: «В олосы ее сами упасть
изволили, одежда царственная легко порвалась, и яшмовый шнур, на
руки намотанный, тоже порвался. Г ак что не смогли мы схватить
родительницу, а дитя забрали». Государь преисполнился горя и
гнева, возненавидел людей, изготовлявших яшмовые шнуры, и отнял
у них все их земли. П отому и говорится в пословице: «Я ш м одел
безземельный» 54 .
И тогда государь повелел государыне: «И м я ребенку непременно
дает мать. И ты дай ему какое-нибудь имя». И она ответила:
■Поскольку сейчас засада из риса горит, он народился в огне. Потому
55
нареку его именем Помутивакэ-но мико ». И еще вопросил государь:
■Как его взращ и вать?», и ответила она: «Н адлеж ит взращ ивать его,
взяв кормилицу и назначив Главную женщину и М ладшую женщину
для его омовения». Согласно этим ее словам и взращивали его. А еще
63
он спросил у государыни: «К то теперь распустит драгоценный шну
рок, что ты завя зал а?» 56, и та ответствовала: «Дочери Нанипа-но
пико татасу митино уси-но мико, по имени Епимэ и Отопимэ, — две
принцессы благородные. И х и надо взять», — отвечала. И тогда он
наконец убил этого Сапобико-но мико, а за ним настал черед его
младшей сестры.
И вот как государь растил и забавлял то дитя: сделал две лодочки
из раздвоенной криптомерии, росшей в Апиду в Вопари, переправил
их в Я мато и пустил плавать на пруду Итиси и пруду Кари, там он
дитя растил и забавлял. А ребенок этот не говорил ни слова, даже
когда борода его отросла до груди на восемь ладоней. А как-то,
услыхав крик высоко летящего лебедя, он впервые стал шевелить
губами. Т огда был послан Опотака из Яманобэ (это имя человека),
чтобы схватить ту птицу.
Вот, преследуя птицу, этот человек от земли Ки дошел до земли
Парима, преследуя ее, пересек землю Инаба, затем достиг земли
Нанипа и земли Тазима, направившись на восток, преследуя ее,
достиг земли Тикату-апуми, перевалил землю Мино, преследуя ее,
шел из земли Вопари в землю Синано и наконец достиг земли Коси,
расстелил сеть в устье Ванами, поймал ту птицу и доставил государю.
В от почему это устье называют устье Ванами, Силки. Государь
ожидал, что если сын увидит ту птицу, то начнет говорить, но тот
ничего не сказал, и вышло не так, как ожидалось.
7 огда государь опечалился и лег почивать, и во сне он был
вразумлен — сказано ему было: «Если выстроишь мне храм, подоб
ный обители государевой, то дитя непременно заговорит», — так
было речено. Когда его вразумили так, он стал гадать высоким
гаданием , вопрошая, какого же божества сердце говорило, и оказа
лось, что причина порчи его сына заключалась в сердце великого
бож ества Идумо58. И вот, когда он собирался послать сына, чтобы
поклониться храму великого бога, то погадал о том, кто был бы ему
благоприятным спутником. И вышло в гадании — Акэтату-но мико.
Вот, заставили Акэтату-но мико произнести такой обет59: «Е сли ,
когда будем мы поклоняться этому великому божеству, и впрямь
64
явятся знаки, что этот сон — правда, то пусть цапля, живущая на
дереве у пруда Сагису, в согласии с обетом упадет». С казал он это, и
цапля упала на землю замертво. Тогда сказал он: «О ж ивай, согласно
обету», и она ожила вновь. А еще по обету он заставил увянуть
широколистый дуб, росший на краю Амакаси, и снова обетом его
оживил. И тогда Акэтату-но мико было пожаловано имя, и был он
назван Ямато-пасики-томи-тоёасакура-но Акэтату-но мико. И вот,
когда два принца, Акэтату-но мико и Унаками-но мико, были посланы
для сопровождения сына государя, в гадании открылось, что если они
пойдут через перевал Н ара, то встретят безногого и слепца, если
через О посака — тоже безногого и слепца встретят . Т олько дорога
через Ки благоприятна, словно подлокотник. И после этого гадания в
каждом месте, куда они приходили, они учреждали Помуди-бэ .
И вот, достигли они Идумо, вознесли моления и поклонились
великому божеству, а когда возвращались в столицу, посреди реки
Пи-но капа сделали из черных бревен плавучий мост, временную
обитель на нем возвели и поселили там принца. Т огда предок куни-но
миятуко земли Идумо, по имени Киби-сатуми, сделал украшение в
62
виде горы из деревьев с зелеными листьями и поставил в низовьях
реки и угощение почтительно поднес.
И тогда принц изрек: «Т ам , в низовьях реки есть нечто похожее
на гору зеленых листьев, кажется горой, но это не гора. М ожет, это
великий двор священнослужителей, что славят Асипарасиково-но
опоками65 во дворце Соно в И пакума?», — так спросил.
Т ут принцы, посланные с ним спутниками, услышав, возликовали,
увидев, обрадовались и поселили принца во дворце Нагапо в Ади-
маса, а к государю послали срочного нарочного верхом. А тот принц
на одну ночь взял в жены Пинагапимэ. Когда он глянул украдкой на
эту красавицу, оказалось, что она — змея. Затрепетав от ее вида, он
пустился бежать. Т у т Пинагапимэ загоревала, осветила равнину моря
и стала догонять его на ладье. О н же страшился все больше и больше,
протащил свою ладью через горную расщелину и убежал. Вернулся он
в столицу. И говорят государю два принца-спутника в ответ: «П о-
клонившись великому божеству, великий принц обрел речь. Вот,
65
прибыли мы почтительнейше сю да». Государь возрадовался и тут же
отправил Унаками-но мико обратно, наказав ему храм воздвигнуть. А
для этого принца учредил [корпорации] Тотори-бэ, Топикари-бэ,
Помуди-бэ, а также ремесло Главных и Младших женщин для
омовения младенцев.
А еще, в согласии со словами государыни, призвал он дочерей
М ити-но уси-но мико — Пибасупимэ-но микото, потом Отопимэ-
но микото, потом Утагорипимэ-но микото, потом М ато-но пимэ-но
микото, вместе четыре столпа. Вот, двух принцесс-столпов, П и б а
супимэ-но микото и Отопимэ-но микото, он у себя оставил, а
младшие две сестры-принцессы были так дурны собой, что он
отправил их назад. Т огда М ато-но пимэ-но микото, устыдившись,
сказала: «П рослы ш ат в соседних селениях о том, что из четырех
родных сестер двух некрасивых назад отправили, стыдно будет». И
достигши С агарака в Ямасиро, она попыталась повеситься на ветке
дерева. П оэтому и назвали эту местность Сагарики, Д ерево-В и
селица. Т еп ерь зовут Сагарака. А когда дошла она до Отокуни, то
упала в глубокую стремнину и погибла. Потому и назвали эту
местность Отикуни, Зем ля Падения, теперь зовут Отокуни.
А еще этот государь послал предка Миякэ-но мурази, по имени
-г’ 64 т **65
1 адима-мори , в страну 1 окое , искать плоды вечнозеленого и
благоухающего древа. Вот, в конце концов, прибыл Т адима-мори в ту
страну, сорвал плоды того древа и еще связок — восемь связок
плодов, копий — восемь копий плодов. Н о когда он воротился,
оказалось, что государь уже скончался. Тогда Тадима-мори разделил
привезенное по связкам — по четыре связки, по копьям — по четыре
66
копья и поднес государыне, а еще связок — четыре связки,
копий — четыре копья поднес и поставил у входа в гробницу
императора. Д ерж а плоды в руках, он рыдал и плакал, говоря:
«П рибы л я из страны Токоё с плодами вечно благоухающего дре
ва», — и так рыдал и плакал, что от этого скончался. Эти плоды
вечнозеленого и благоухающего древа — ныне померанец патибана.
Л ета этого государя были одна сотня, пять десятков и еще три.
Е го гробница — посреди равнины Митатино в Сугапара.
66
А когда скончалась государыня Пибасупимэ-но микото, были
учреждены Исикидукури и Паниси-бэ. Эту государыню погребли в
гробнице Т эрам а в Саки.
[Государь Кэйко:]
67
дитя — Опоё-но мико. Всего детей у государя Опотарасипико
занесенных в реестры — двадцать один. Незаписанных — пятьдесят
девять, вместе восемьдесят принцев, из них трое принцев — Вака-
тарасипико-но микото, Яматотакэру-но мико и Ипоки-но ирибико-но
микото — носят имена наследных принцев, а остальные семьдесят
семь принцев разделили на куни-но миятуко разных земель, а также
69
вакэ, инаки и агатануси .
Вакатарасипико-но микото правил Поднебесной.
Воусу-но микото усмирял непокорных божеств на востоке и
западе и людей, которые не подчинялись государю.
З атем Куситуновакэ-но мико.
Предок низших мурази Мамута.
68
Это предок кими Мугэту.
69
ведущей вверх из землянки, ухватил сзади за одежду и пронзил его
сзади мечоМ. Тогда этот Кумасо-такэру сказал: « Н е шевели своим
мечом. Е сть у меня, что тебе поведать». Т о т прислушался к этим
словам и оставил Кумасо лежать поверженным. Кумасо спрашивает:
«К т о ты такой, государь?» Н а это Воусу-но микото рек: « Я сын
Опотарасипико-осировакэ, пребывающего во дворце Писиро в Маки-
муку и правящего Поднебесной, имя мое — Ямато-товогуна-но мико.
П рознал он, что вы, двое Кумасо, непокорны и строптивы и сои
зволил послать меня убить вас», — так рек. Н а это Кумасо-такэру
сказал: «Воистину так и выйдет. В западной стороне нет, кроме нас
двоих, смелых и сильных людей. А в стране Ямато великой объявился
отважный муж, что нас двоих превзошел. И я почтительно нареку
тебя. Отныне и впредь будут тебя звать Яматотакэру».
Сказал он это, и тогда Воусу-но микото убил его, размахнувшись и
разрубив, как спелую дыню. С тех пор, как нарекли его, так и зовут
Яматотакэру-но микото. А когда он возвращался в столицу, то по дороге
заклял и усмирил богов гор, богов рек и богов морских проливов.
Вот, когда вошел он в пределы страны Идумо, то замыслил убить
Идумо-такэру и завязал с ним дружбу. Тайком изготовил поддельный
меч из дерева красного дуба итипи, привязал к поясу, и они вместе пошли
купаться в водах реки Пи. Яматотакэру-но микото вышел из реки
раньше, взял меч, который отвязал Идумо-такэру, и себе его привязал,
сказав: «Обменяемся-ка мечами». Потом вышел из реки Идумо-такэру и
привязал к поясу поддельный меч Яматотакэру-но микото. Т ут Ямато
такэру-но микото стал его раззадоривать, говоря: «Давай-ка биться на
мечах». Взялись они за свои мечи, чтобы их вынуть, но Идумо-такэру не
удалось вытащить свой поддельный. Тогда Яматотакэру-но микото вы
хватил свой меч и зарубил Идумо-такэру. И такую песню спел:
70
так спел. И вот, расправившись с врагами и подчинив их, явился
он в столицу и возвестил о своем возвращении.
А государь снова сказал Яматотакэру-но микото: «Усмири в
восточной стороне непокорных божеств двенадцати дорог и людей,
что не подчинились», — и отправил его в путь, пожаловав ему копье
в восемь пиро длиной из дерева пипираги и назначив в спутники
предка оми Киби по имени Мисукитомо-мими-такэпико.
Вот, получив приказ, отправился тот в дорогу и по пути вошел
для поклонения в храм великого бога И сэ и там поклонялся двору
божества. И сказал он своей тетушке Яматопимэ-но микото: «Верно,
государь желает, чтобы я умер, велит он мне во что бы то ни стало
разгромить дурных людей западной стороны. Только я вернулся и
явился к нему, а он не дал и времени пройти — воинов со мной не
отрядил, но велит немедля усмирить дурных людей на двенадцати
дорогах восточной стороны. Как подумаю об этом, так и ясно мне, что
хочет он моей гибели», — сказал он это и горевал, и плакал. А когда
собрался уходить, Яматопимэ-но микото пожаловала ему меч Куса-
наги75, а еще дала ему мешок, наказав: «Если будет тебе угрожать
опасность, развяжи этот мешок», — так рекла.
Вот, достиг он земли Вопари и вошел в дом М иязу-пимэ-но
микото, предка куни-но миятуко земли Вонари. Х отел было он взять
ее в жены, но решил жениться на ней потом, когда будет обратно
возвращ аться, обменялся с ней брачными клятвами и выступил в
восточные земли, и прежде всего заклял и усмирил неистовых богов
гор и рек и непокорных людей.
Когда он достиг земли Сагаму, то куни-но миятуко той земли
обманул его, сказав: «Посреди этого поля есть громадное болото. Бог,
который живет в этом болоте, — весьма неистовое бож ество». Чтобы
увидеть этого бога, Яматотакэру-но микото пошел по болоту. Т огда
куни-но миятуко поджег поле. Понял тут Яматотакэру-но микото, что
его обманули, развязал мешок, подаренный тетушкой, Яматопимэ-но
микото, глянул — а там внутри кремень и кресало. Т у т он прежде
стал косить-расчищать траву своим священным мечом, а потом высек
огонь кремнем и кресалом, заж ег встречный огонь, а тот огонь
71
отступил. И Яматотакэру-но микото убил куни-но миятуко и всех его
родичей, потом же высек огонь и сжег их тела. Потому эта местность
зовется Якиду, Подожженный [Залив].
Уйдя из того места, перебирался он через М оре с Бегущей Водой
Пасиримиду, и вот, бог того морского перехода поднял волны, ладью
закружило, и она не могла продвинуться и пройти.
Т огда его государыня-супруга, по имени Ототатибана-пимэ-но
микото, сказала: «Я войду в море вместо принца. Принц послан
государем и надлежит ему вернуться, исполнив поручение», — так
сказала и собиралась броситься в море. Т ут по волнам расстелились
в восемь слоев камышовые циновки, в восемь слоев кожаные циновки,
76
в восемь слоев шелковые циновки, на них она и спустилась . И
бурные волны сами собой улеглись, и ладья смогла пройти. И тогда
государыня спела такую песню:
72
Сколько ночей провел я [в пути],
Нипибари
И Цукуба проходя? —
80
так спел. А старец, что там костер поддерживал , подхватил
начало этой песни и спел так:
Вместе посчитав —
Ночей — девять ночей,
Дней — десять дней, —
О , лебедь, пролетающий
С пронзительной песней
Н ад горой Кагуяма, что в небесах,
Извечно распростертых!
Т вою нежную грудь,
Узкую и хрупкую, как у лебедя,
Х очу я обнять,
Спать с тобой вместе
М ечтаю я,
Н о на полах накидки,
Ч то ты надела,
Луна взошла, —
так спел.
Н а это Миязу-пимэ песней ответила:
73
Принц Солнца81,
Высоко блистающего,
Ш ли годы,
Нанизанные, как новая яшма,
Ш ли луны,
Нанизанные, как новая яшма,
Правда, правда, правда, —
Истомилась я в ожидании тебя! —
Вот и взошла луна
Н а полах накидки,
Что я ношу, —
В белого кабана
превратился вовсе не посланец бога,
а сам этот бог.
Запутал он Яматотакэру,
потому что тот слова вознес.
Вот, стал принц спускаться обратно и сел перевести дух у
источника Тамакурабэ. Т ам его сердце немного проснулось. Поэтому
и зовут этот источник Висамэ, Пробуждение Бытия.
Выйдя из той местности, достиг он равнины Таги и рек: «Всегда
я думал в сердце моем, что полечу в небеса, а ныне вот ноги мои и то
не идут, совсем заплетаются», — так рек. Потому и назвали эту
местность Таги, Спотыкание.
74
Выйдя оттуда, прошел он еще немного и очень устал, поэтому шел
медленно, опираясь на палку. Оттого и назвали эту местность перевал
Цувэтуки, О пора на Палку.
Вот, подошел он к подножию сосны на мысе Воту, и увидел, что
меч, который он здесь забыл, когда раньше трапезу вкушал на этом
месте, не потерялся, а так там и лежит. Тогда спел он песню:
О , сосна
Н а мысе Воту,
Ч то прямо напротив Вопари!
А сэво!83
Была бы ты человеком,
Я привязал бы тебе меч к поясу,
Ш елковую одежду дал бы.
О , сосна!
А сэво! —
75
И еще спел:
О , тот меч!
Меч,
Ч то оставил я
У ложа
Девы... 8 9 —
так он запел и вдруг скончался. Тогда послали нарочных к
государю.
П ребываю щие в Я мато супруги его и дети прибыли туда и
возвели ему гробницу, а ползая по близлежащему рисовому полю,
рыдали и так спели:
так спели.
А он в это время оборотился птицей тидори в восемь пиро длиной,
взмыл в небеса и полетел к побережью. Т ут его супруги и дети
устремились ему вслед, и хотя ноги им резали и кололи остатки срезанных
стеблей мелкого бамбука, они словно и не чуяли этого. И тогда так спели:
так спели.
76
А когда в воды морские вошли и с трудом двигались, то спели:
Пойдешь морем —
Вязнут ноги.
Разросшиеся травы-водоросли,
Как на равнине большой реки,
Колышутся на воде, —
так спели. Все эти четыре песни пели на его похоронах. Поэтому
и до сих пор это — песни, что поют на похоронах государей.
Вот, улетел он из той земли и достиг Сики в Капути. И в тех
местах возвели ему гробницу и там его упокоили. И нарекли эту
гробницу — гробницей Белой Птицы. А он из тех мест снова взмыл
в небо и улетел.
А все то время, что Яматотакэру-но микото провел в стран-
ствиях, чтобы усмирить страну, предок атапэ Кумэ, по имени Н ана-
тукапаги, постоянно его сопровождал и ему служил, и еду подносил.
Э тот Яматотакэру-но микото взял в жены Путади-но ирибимэ-но
микото, дочь государя Икумэ, и рожденное у них дитя — Т ара-
■синакатупико-но микото.
Один столп.
Один столп.
77
Е щ е он взял в жены Опокибитакэ-пимэ, младшую сестру Такэпико,
оми из Киби, и рожденное у них дитя — Такэкапико-но мико.
Один СТОЛП.
Асикагамивакэ-но мико.
Предок вакэ Камакура, Воту,
вакэ Ипасиро, вакэ Пукита.
Три столпа.
И вот, Вакатакэру-но мико, о коем сказано выше, взял в жены
Ипи-но макуропимэ, и рожденное у них дитя — Сумэиро-опо-
накатупико-но мико.
Э тот принц взял в жены Сиба-но пимэ, дочь Сиба-но ирики из
Апуми, и рожденное у них дитя — Кагуропимэ-но микото.
Государь Опотарасипико взял в жены эту Кагуропимэ-но микото,
и рожденное у них дитя — Оповэ-но мико.
Один столп.
78
Э тот принц взял в жены Мамаимосироганэ-но мико, и рожденное
у них дитя — Опонагата-но мико. Затем родилась Опонакатупимэ-но
микото.
Два столпа.
[Государь Сэйму]
79
[Государь Т ю :ай ]
80
Государь, ответствуя, сказал: «Если взобраться на высокое место
и взглянуть в сторону запада, то земли не видно. Т ам только огромное
море», — так рек, и объявив, что это божество спит, отбросил кото
и больше не играл, а пребывал в молчании.
Тогда это божество, весьма разгневавшись, изволило поведать:
■"Эта Поднебесная — не та страна, коей тебе надлежит править.
. 96
Изволь отправиться единственной дорогой », — так рекло.
Т ут Такэсиути-но сукунэ, великий министр, говорит: « С нижай
шим трепетом прошу моего небесного государя снова сыграть на этой
великой священной цитре», — так молвил. И вот, государь наконец
взял кото и стал нехотя щипать струны. Н о не прошло много времени
и звуки священного кото пресеклись. Т ут засветился огонь, гля
нули — а государь уже скончался. Все изумились и испугались,
поместили его в «смертный дворец» , собрали в земле Тукуси
98
великую дань для приношении, отыскали прегрешения разные , таких
родов, как свежевание живого, свежевание задом наперед, разрушенье
межей, засыпка канав, осквернение калом в запретном месте, соитие
родителей и детей, соитие с лошадьми, соитие с коровами, соитие с
курами, провели в земле Тукуси великую церемонию изгнания грехов,
а великий министр Такэсиути-но сукунэ отправился на «песчаный
двор» и [снова] испрашивал повеленья богов.
И поучения, в наставление данные, были в точности, как нака
нуне: «Зем ля эта — та земля, которой будет ведать священное дитя,
пребывающее у тебя, государыня, в утробе», — таково было наста-
вление.
Тогда Такэсиути-но сукунэ: « С нижайшим трепетом вопрошаю:
священное дитя, пребывающее в утробе этого божества, нашего
99
божества великого , что это за дитя ?» — сказал.
«Дитя мужеского пола», — так ему в изъяснение речено было.
Тогда [Такэсиути-но сукунэ] расспрашивать подробно начал:
" Хотелось бы узнать, каково имя этого божества великого, ныне
наставления дающего», — так молвил, и ему, ответствуя, речено было:
"Это сердце Превеликой богини Аматэрасу. А также трех великих
божеств-столпов Сокотуту-но во, Накатуту-но во и Уватуту-но во100.
81
Тогда и вышли на явь
священные имена этих трех божеств.
И если нынче в самом деле помышлять о завоевании той страны ,
то надлежит принести дары всем-всем божествам неба, божествам
земли, а еще божествам гор, а также божествам рек и морей, нашу
душу священную на ладью поместить, в тыкву вложить пепел свя-
Ю1 102
щенного дерева , во множестве палочки для еды и плоские блюда
изготовить и пустить все это плавать по морю великому, а уж после
этого переход по морю совершать», — так рекли.
Посему все это было сделано в точности, как было речено в
поучении, армию собрали, ладьи в ряд поставили и когда стали
отплывать, то рыбы равнины морской, без различия больших ли,
малых ли, все на спины свои ладьи приняли и перевезли.
И вот, волна, несшая ладьи, прибилась к стране Сираги и дошла
до середины той страны. Т ут правитель сей страны, преисполнившись
трепета, молвил: «Отныне и впредь в соответствии с повелениями
небесного государя я буду служить ему конюшим, ежегодно лады
выставлять стану, в которых дно просыхать не будет, весла и шесты
просыхать не будут, и стану служить беспрестанно, вместе с Н ебом -
Зем лей », — так сказал. Посему землю Сираги было решено сделать |
ЮЗ
государевой конюшней, а землю Кудара — заморским владением.
И тогда восставили священный шест у врат правителя страны Сирагии
и, восславив и усмирив грубую душу великого божества Суминоё как ,к
божества — охранителя страны, обратный переход совершили.
А когда это деяние еще не было завершено, пришло время явить
разрешение от бремени. И вот, чтобы усмирить священное чрево,
государыня взяла камень и привязала к бедрам на юбке104, пере-
бралась в Тукуси, и там родилось это священное дитя. Посему то
место, где родилось дитя, так и нарекли, и зовется оно Уми,
Рождение. А камень, привязанный к священному одеянию, находится
в селении Ито-но мура в Тукуси.
Когда она [государыня] достигла селения Тамасима во владении
М атура в Тукуси, то на берегу реки трапезу вкусила, и была первая
декада четвертой луны. Стоя на скале посреди этой реки, она
выдернула нить из юбки, взяла для наживки зерна вареного риса из
своего кушанья и стала ловить в реке форель.
Река эта зовется Вогава,
камень этот зовется Катидопимэ.
Посему без перерывов до нынешних времен дошло обыкно-
вение — женщины в первую декаду четвертой луны выдергивают
нить из юбки, берут для наживки рисовые зерна и ловят форель.
А когда Окинагатарасипимэ-но микото собралась возвращ аться в
Ямато, охватили ее сомнения относительно сердец человеческих, и она
снарядила одну похоронную ладью, поместила туда священное дитя и
распустила слух о том, что «дитя уже скончалось». Вот, отплыла она,
а Кагосака-но мико и Осикума-но мико прослышали об этом и
замыслили подстеречь ее, вышли на равнину Т ога и там затеяли
"охоту по гадательному обету» . Кагосака-но мико взобрался на
дерево кунуги и осмотрелся, но тут появился огромный разъяренный
вепрь, вырыл это дерево кунуги и сожрал того Кагосака-но мико.
А младший брат его, Осикума-но мико, не убоялся этого деяния,
а собрал войско и стал ждать, отправившись же навстречу похоронной
ладье, напал на пустую ладью. Т ут с похоронной ладьи сошли воины,
и завязалось сражение.
В то время Осикума-но мико назначил военачальником Исапи-но
сукунэ, предка Кисибэ из Нанипа, а на стороне наследного принца
военачальником сделали Нанипанэко-такэпурукума-но микото, предка
Вани-но оми. И вот, преследуемые, достигли они Ямасиро, потом
вернулись и все, не отступая, бились.
Тогда Такэпурукума-но микото, замыслив хитрость, велел р а з
нести весть: «Окинагатарасипимэ-но микото уже скончалась. Поэтому
сражаться больше не надо», — так велел говорить, и тут воины
перестали натягивать тетивы и притворились, что отходят. Т огда
военачальник противника, уже услыхавший эту ложь, тоже ослабил
106
тетивy лука и спрятал оружие. И тут воины вынули из причесок
приготовленные тетивы.
83
Одно из имен Усаюдуру, Запасные Тетивы.
Эй, милый!
Пока не получил раны
О т Пурукума, —
Подобно птичке нипо
В озеро Апуми
Л 107
Давай нырнем... —
84
Когда же [принц] вернулся в столицу, то царственная матушка,
О кинагатарасипимэ-но микото, поднесла ему «вино ожидания»108,
которое она [заранее] поставила бродить. И тогда царственная ма-
тушка спела такую песню:
Э то вино священное —
Н е мое вино.
Чудесным вином ведающий,
В [вечной стране] Токоё пребывающий,
Как скала [вечно] стоящий,
Б ог священный Сукуна ,
Божественные хвалы вознося,
Одержимо хвалы вознося,
Пышные хвалы вознося,
Вознося и вокруг обегая, —
Для подношения принес!
И , [чаши] не осушая,
Выпей его! Саса! —
Т о т человек,
К то священное это сакэ
Сбраживал,
Распевал,
Барабанчик свой
Рядом со ступкой поставив, —
Т ак он, верно, сбраживал.
Пританцовывал, —
Т ак он, верно, сбраживал.
Вот почему это вино из^эиса священное
Воистину вкусно. С аса! —
85
Л ет, отпущенных небесному государю Тарасинагатупико, было
пять десятков и еще два.
Скончался в одиннадцатый день шестой луны
девятого года Собаки.
86
Пять столпов.
Три столпа.
Пять столпов.
Один столп.
87
И з них Опосазаки-но микото правил Поднебесной.
Вот государь спрашивает Опоямамори-но микото и Опосазаки-но
микото: «К ого вам больше жалко — старшего брата или младшего
брата?»
А вопрос этот государь задал вот почему: он раздумывал — не доверить ли
управление Поднебесной Уди-но ваки-иратуко.
Опоямамори-но микото на это сказал: «М не больше жалко
старш его». Потом заговорил Опосазаки-но микотб, а он проведал
государевы намерения, и почему тот спрашивает, [и сказал так]:
«Старш ий брат уже взрослый, и за него тревожиться нет оснований,
а младший еще не стал взрослым, его жалко», — так сказал.
Т огда государь говорит: «Сазаки, твои слова совпадают с тем, что
я думаю», — и приказал всем троим по отдельности: «Опоямамори-
но микото пусть ведает делами “ Гор и М орей” , Опосазаки вручаю
дела страны обильной и пусть о них докладывает. А Уди-но ваки-
иратуко назначаю наследовать солнцу небесному », — так рек, и
О посазаки-но микото приказу государя не перечил.
О днажды, когда государь переходил землю Тикату-апуми, он
остановился на равнине Уди и, озирая равнину Кадуно, спел:
так спел.
А когда он достиг селенья Копата, на перекрестье дорог встре
тилась ему прекрасная дева. Тогда спросил деву государь: «Ч ь е ты
ди тя?», а она ответила: « Я — дочь опоми Пипурэ из Вани, имя
мое — Миянуси-якапаё-пимэ». Государь и говорит ей: «Завтра,
когда я буду возвращаться, приду в твой дом», — так рек. Эта
Якапаё-пимэ все в точности пересказала своему отцу. О тец на то так
ответствовал: «Э то изволил быть государь. Великая честь! Послужи
ему, дитя мое!» Украсил он дом свой снаружи, стал ждать, и на
88
■следующий день пожаловал туда государь. Х озяин дома устроил
большой пир, а этой деве, Якапаё-пимэ, повелел поднести государю
большую почетную чашу. И государь, принимая чашу, спел:
Э тот краб —
Откуда он?
Краб из дальней
Тунуга,
Краб, что бочком ходит,
Куда он придет?
В Итидисима,
В Мисима придет.
Ш ествовал [я]
Быстрым шагом
По дороге в Сасанами,
Где высоты и низины, —
[Ш ел, отдыхая,]
Как птичка мипо,
Ч то нырнет и вновь дух переводит.
И на дороге в Копата
Повстречалась мне дева.
Сзади — пряма, как щит.
Зубки ровные —
Как желуди или водяные орехи.
Свежевыкопанная глина,
Глина со склона Вани,
В Итипиви:
О т верхней глины
Кож а краснеет,
Донная глина —
Красно-черная,
Т ак что из глины — посерединке, —
Как из трех орехов средний выбирают —
Туш ь для ее бровей делают.
И в жаркий огонь не ставят.
Такой тушью ее брови подведены,
Густо подведены.
Т акова дева,
89
Ч то мне повстречалась.
О х, это дитя, что я увидел, —
Х отелось бы мне одного с нею,
О х, это дитя, что я увидел, —
Х отелось бы мне другого с нею,
И вдруг, нежданно —
Лицом к лицу повстречались,
Рядом оказались, —
так спел.
И вот, они соединились супружеским союзом, и рожденное у них
дитя — Уди-но ваки иратуко.
Государь прослышал о том, что дочь кими в М урагата, в земле
Пимука, по имени Каминага-пимэ, прекрасна и лицом и статью, и
призвал ее в столицу, желая ее услуг, а принц Опосазаки-но микото
увидел эту деву, когда она прибыла в залив Нанива, удостоверился,
что она и вправду прекрасна и лицом и статью, и потребовал у
великого министра Такэсиути-но сукунэ: «Испроси в обители госу-
даря, чтобы эту Каминага-пимэ, что прибыла из Пимука, мне отдали»,
Тогда великий министр Такэсиути-но сукунэ испросил высочайшего
приказа, и государь отдал принцу деву Каминага-пимэ. О тдавал он ее
так: в день, когда государь при пышном восходе трапезу вкушал,
Каминага-пимэ поручено было взять дубовые листы, в которые, как в
чаши, было налито священное рисовое вино, и поднести этому
наследному принцу. И тогда [государь] спел песню:
Эй, ребята, —
Соберем полевые ростки пиру,
Соберем пиру!
П о дороге, где я иду, —
Ц вет померанца
Благоуханный.
Верхние ветви —
Засохли — там птичий насест.
Нижние ветви
Засохли — там люди срывают.
90
Среди трех орехов,
Т от, что на средней ветке, —
Красный, налитой,
Как эта дева.
А х, взять ее себе —
К ак славно! —
Д ева из Копата,
Ч то в дали дорог,
Слава ее,
Х о т ь и слышится
Грому подобно,
С ней вместе изголовье скатаю, —
так спел. И еще спел:
Какое счастье,
Ч то рядом со мной спит,
Н е противясь,
Д ева из Копата,
Что в дали дорог, —
так спел.
91
А люди племени кузу из Ёсино, увидев меч, что Опосазаки носил
у пояса, так спели:
Дитя солнца,
Опосазаки,
Опосазаки,
Помуда,
У меча на твоем поясе
Л езвие острое,
А кончик свисает,
Ш елестит, — сая-сая! —
Как облетевшая поросль
Под зимним древом, —
И з дуба
Сделали мы поперечную ступу,
Поперечную ступу,
Великое рисовое вино, там бродившее,
Отведай в охотку,
О тец наш! —
92
Были также поднесены меч и большое зерцало.
А еще стране Кудара был объявлен высочайший указ: «Если
имеются мудрецы, пришлите их». И вот, человек, посланный в согласии
с высоким повелением, был по имени Вани-киси. Этому человеку король
Кудара поручил поднести государю «Луньюй», десять свитков, и один
свиток «Ц янь цзы вэнь» 1,17всего одиннадцать свитков.
Этот Вани-киси — предок обито Пуми.
так спел. И вот, когда он шел и пел эту песню, то ударил палкой
большой камень, лежавший на дороге Опосака, и камень убежал.
Отсюда пословица: «Д аж е крепкий камень от пьяного бежит».
Вот, когда этот государь скончался, Опосазаки-но микото, в согласии
■с государевым приказом, передал Поднебесную Уди-но ваки иратуко.
А Опоямамори-но микото пошел наперекор государеву при
казу — замыслил захватить Поднебесную, лелеял помыслы брата
младшего убить и стал тайно оружие готовить, чтобы напасть на него.
Прослышав о том, что старший брат оружие готовит, Опосазаки-но
микото отправил гонца, чтобы известить о том Уди-но ваки иратуко.
Услыш а в эту весть, Уди-но ваки иратуко поразился, спрятал своих
воинов на берегу реки, а сам натянул на вершине горы занавес из
грубoro шелка вместо загородки, подыскал вместо принца крес-
93
тьянина, а чтобы обмануть врага, посадил [того крестьянина] на
возвышении. И как стали туда-сюда сновать почтительные чиновники
ста управ, получилось в точности так, словно принц там сидит.
А чтобы принц — старший брат — мог переправиться через
реку, снарядил он разукрашенную ладью с веслом, а также размолол
корни плюща санакадура, собрал в получившейся жиже самую скольз-
кую часть и покрыл ею рейки на дне ладьи, — устроил так, что
наступишь — и непременно упадешь.
А сам принц надел одежды, верх из полотна и штаны пакама, и
стал точь-в-точь как человек низкого рождения. Взял он в руки весло
и забрался в ладью.
Принц же — старший брат -— укрыл своих воинов, под одежду
сунул оружие и пришел на берег реки. Собрался переправиться не
ладье, а издалека была видна та шелковая занавесь, и решил он, что
там сидит принц — младший брат. Н е знал он, что тот стоит в ладье
с веслом. Вот, обращается он к лодочнику с вопросом: «И звестили
меня, что на этой горе обитает огромный злой кабан. Собираюсь я его
убить. Удастся ли мне убить его?» «Н е удастся», — отвечает тот. ■
«П о какой ж е причине?» — снова вопрошает старший принц. А в
ответ: «М ного раз уже пытались убить его, но ничего не получилось.
Потому и говорю, что не удастся».120
Когда они доплыли до середины реки, Уди-но ваки иратуко ’
накренил ладью и сбросил брата в воду. Т о т всплыл на поверхность,
но водный поток увлек его вниз. И вот, влекомый потоком, он спел:
94
кавapa! Потому и нарекли то место Кавара. А когда тело вы
таскивали, принц — младший брат спел так:
так спел.
А тело этого Опоямамори-но микото похоронили на горе Н ара.
Этот Опоямамори-но микото предок кими в Пидиката,
кими в Пэки и
кими в Парипара.
Тогда Опосазаки-но микото и Уди-но ваки иратуко, два столпа,
друг другу стали Поднебесную вручать, а в это время люди из рода
ама принесли свою дань. Старший брат отказался, велев им млад
шему отдать, младший отказался, велев старшему отдать, и пока они
так друг другу уступали, много дней миновало. И не раз и не два это
повторялось, люди ама уже устали ходить вперед-назад и принялись
плакать. Потому и говорится в пословице: «А м а и з-за собственного
добра плачут».
Однако Уди-но ваки иратуко вскоре скончался. И Опосазаки-но
микото правил Поднебесной.
А еще в давние времена был у правителя Сираги сын. Звали его
А м э-н о пибоко. Этот человек переправился [через море в Японию].
Причина для его приезда была вот в чем: в стране Сираги было
болото. Н азывали его Агунума. Невдалеке от болота днем спала одна
женщина из низкого рода. И тут солнце засияло радугой и укололо
лучом потаенное место женщины, а один человек низкого рода
подивился этому и стал неотрывно следить, что с ней будет дальше.
Женщина же со времени этого дивного сна оказалась беременна
и родила красную жемчужину.
Т у т этот худородный человек, за женщиной следивший, выпросил
у нее и взял себе ту жемчужину и стал всегда носить с собой,
завернутой у пояса.
Поля свои этот человек возделал в лощине между гор. И вот,
однажды он, нагрузив быка снедью для своих работников, вошел в
лощину и там встретил сына правителя той страны, А мэ-но пибоко,
И тот спросил у этого человека: «Зачем это ты нагрузил быка снедью
и пришел в лощину? Т ы , верно, собрался убить этого быка и
съ есть?» — так сказал и, схватив этого человека, хотел заключить его
в темницу. Н о тот, ответствуя, сказал: «Я не собираюсь убивать
быка. Я только везу на нем еду для пашущих в поле», — так сказал,
Однако А мэ-но пибоко все его не отпускал. Тогда тот отвязал
жемчужину от пояса и поднес сыну правителя той страны.
И [А м э-но пибоко] отпустил сего худородного мужа, а жем-
чужину взял и положил рядом с ложем, и она тут же превратилась в
прекрасную деву. О н к ней посватался и взял ее в жены. Э та дева
готовила самые разные кушанья и ему подавала. И вот, как-то сын,
правителя той страны рассердился на жену и стал ее бранить, и
женщина сказала так: «Я вовсе не та женщина, которой надлежало
стать твоей женой. Я намереваюсь уйти в страну моих предков», —
так сказала и тайком уплыла на ладье, переправилась через море и
123
остановилась у Н анипа.
96
Это божество, пребывающее в Нанипа в храме Пимэ-госо,
его именуют Акарупимэ.
П рослышав о том, что жена его убежала, А мэ-но пибоко тут же
переправился ей вслед, и когда хотел причалить у Нанипа, божество
этого пролива преградило ему путь и не дало войти в бухту. Т огда он
повернул назад и остановился в земле Тадима.
И вот, остался он в той земле, взял в жены дочь М атаво из
Тидима, по имени Мапэтуми и родился у них сын Тадима Моросуку.
У него в свою очередь родился сын — Тадима Моропинэ. У того
сын — Тадима Пинараки. У того сын — Гадима М ори. Потом —
Тадима Питака. Потом — Киёпико.
Три столпа.
Э тот Киёпико взял в жены Т агима-но мэпи, родившийся у них
сын — Суга-но М орово. Потом родилась его младшая сестра, Су-
гакама-юрадоми. И вот, Тадима-но Питака, о коем говорилось выше,
взял в жены свою племянницу, Ю радоми, и рожденное у них дитя —
Кадураги-но Таканукапимэ-но микото.
Это предок Окинагатарасипимэ-но микото.124
9 7
овладеть этой девой, я сниму свои верхние и нижние одежды и тебе
отдам, рост свой измерю и такого размера изготовлю тебе кувшин
рисового вина, а еще в обилии все даяния гор и рек подготовлю и в
дар тебе отдам», — так сказал.
Вот, младший брат все, что сказано было старшим, в точности
матери передал, и тогда мать взяла лозу глицинии и за одну ночь
соткала одеяние, штаны пакама, а также чулки и обувь, еще изго
товила лук и стрелы, затем обрядила его в одеяние и пакама, вручила
эти лук и стрелы и отправила к дому той девы. Гам и одеяние, и лук
со стрелами вмиг превратились в цветы глициний. Тогда этот Пару-
яма-но касуми-вотоко повесил свои лук и стрелы на «речной домик»
девы. Идуси-вотомэ, подивившись этим цветам, взяла их и понесла в
дом, и тогда он встал сзади и, как только она вошла в дом, овладел
ею, и вот, был от этого рожден сын.
А младший брат сказал старшему так: « Я овладел Идуси-
вотомэ». Т ут старший брат преисполнился гнева, что младший и
впрямь овладел той девой, и не отдал младшему дары. Т от, опе
чалившись, рассказал об этом своей матери, и родительница, ответ
ствуя, молвила так: «П ока мы живы, надо поступать как божества.
Н о не отдать этих даров — означает подражать [живущим лю
дям] — явленной [в мир] зеленой человеческой траве!127», — сказала
так и, возненавидев старшего сына, взяла бамбук в одно коленце с
речного острова на реке Идуси, сплела корзину из грубых [прутьев] в
восемь ячеек, взяла камень речной, обсыпала солью, завернула в
листья бамбука и проклятие такое произнесла: «К ак листья этого
бамбука жухнут, как листья этого бамбука вянут, пожухни и увянь.
К ак эта соль переполняется и сохнет, сохни. И как этот камень на дно
128
падает, вниз пади», — так сказала. 1 ак она закляла и положила
все эти предметы на очаг. И через то старший брат за восемь лет весь
высох, заболел и зачах. Т ут стал этот брат печалиться и слезы лить,
стал просить прощения у родительницы, и она забрала назад все эти
предметы. Тогда тело его стало как прежде ровным и благополучным.
Отсюда пошло речение: «дары божеству».
98
А еще сын этого небесного государя Помуда, Ваканукэпутамата-но
мико, взял в жены младшую сестру своей матери Момосикииробэ, еще
одно имя ее Отопимэмавакапимэ-но микото, рожденное у них дитя —
Опоиратуко. Ещ е одно его имя — Опоподоно-но мико. Потом рождена
Осака-но Опонакатупимэ-но микото. Потом — Тави-но Накапимэ.
Потом — Тамия-но Накапимэ. Потом — Пудипара-но котопуси-но
иратумэ. Потом — Торимэ-но мико. Потом — Санэ-но мико.
Семь принцев.
Эти дети государя Опоподоно-но мико.
Предки правителей Микуни, правителей Пада, правителей Окинага, правителей
Сакабито в Саката, правителей Ямади, правителей Мэта в Тукуси,
правителей Пусэ.
•Г
Комментарии и примечания
Дзимму (6 6 0 ) — 585 до н. э.
Суйсэй 581 - 549
Аннэй 549 - 511
Итоку 510 - 477
Ко:сё: 475 - 393
Ко:ан 392 - 291
К о:рэй 2 9 0 - 215
Ко:гэн 215 - 158
Кайка 158 - 98
Судзин (9 7 ) - 30
Суйнин (2 9 до н. э. — 70 н. э.)
Кэйко (71) - 130
Сэйму (131) - 190
Тю :ай (192) -- 2 0 0
Ко:го: 201 - 2 6 9
О :дзин (2 7 0 ) -- 310.
100
В «К одзики» императора Дзимму, легендарного первовластителя
Японии, зовут Каму-ямато-ипарэбико-но микото, другие его имена —
Вакамикэну-но микото, Тоёмикэну-но микото («К о д зи к и »), Пико-
поподэми («Н и хон ги »). (Оговоримся сразу, что называть властителей
Японии императорами нет никаких оснований, поэтому употребление
эт о го слова в комментариях — лишь дань традиции, достаточно давно
сложившейся в отечественном и западном японоведении.)
Легендарные походы Дзимму на восток и его завоевания, как
доказано нынешними японскими учеными, не имеют никаких исто
рических параллелей. Примечательно, что в довоенной Японии отме-
чался праздник Дзимму-тэнно, во время которого воспроизводился
его поход на восток в виде обряда адзума-асоби, «игрищ востока».
Праздничное шествие проходило в третий день 4-й луны, когда был
получен императорский приказ о восточном походе. Соответствующие
обряды в этот день проводились в храмовом комплексе И сэ, где
расположен храм богини Аматэрасу, а также во множестве других
храмов страны. Довольно давно существует и храм в префектуре
Фукуока, где почитается душа императора Дзимму вместе с душой
императора Тю :ай и императрицы-регента Дзингу:.
В преданиях разных родов и кланов, служивших при после
дующих императорах периода Н ара или поставлявших рис к трапезе
императора, сохранились сюжеты, вошедшие в цикл о походе Дзимму:
о Вороне восьми мер величиной; о Савонэтупико, плавающем верхом
на черепахе; о хвостатом божестве Земли; о Нигипаяпи-но микото,
другом сыне небесных богов, который первым спустился с Н еба в
Ямато на Небесном Каменном Корабле. В частности, считается, что
предания о военной доблести Митиоми-но микото и воинской кор
порации Кумэ послужили основой для создания танца Кумэмаи
( "■Пляски К у м э»). Э тот танец исполняется во время ритуала Дай-
дзё:сай («Великого вкушения [первого ур ож ая]»), который с V III в.
стал частью церемонии возведения на трон нового властителя. Мифы
о предке клана Мононобэ, по-видимому, связаны с нарративом о
Н игипаяпи-но микото. Этиологические мифы, повествующие о про
исхождении обрядов, и народные верования разных местностей, ве
роятно, также имеют отношение к этому циклу.
101
Слово ипарэ, входящее в одно из имен Дзимму, представляет
собой, должно быть, название местности в Ямато и совпадает с именем
божества этой местности. В Ипарэ (соврем. И варэ) с середины V и на
протяжении V I в. находились столицы-резиденции нескольких нарских
государей — Ритю:, Сэйнэй, Кэйтай. Н е исключено поэтому, что
отсюда и идет титулатура ипарэпико, «юноша из И парэ», встре-
чающаяся в именах ранних японских правителей.
Относительно самого Дзимму существуют разнообразные точки
зрения. Например, некоторые историки (в частности, Цуда Сокити)
предполагали, что Пимука (соврем. Х ю го) на Кюсю, откуда Дзимму
отправлялся в свой легендарный поход, вовсе не связано с гео
графическим названием Пимука, а, исходя из значения иероглифов
(«направление к солнцу»), означает священную местность, которую,
как говорится в молитвословиях норито, «утреннее солнце освещает,
вечернее солнце освещает», т. е. — некоторую «солнечную терри
торию», откуда прибыл родовой бог-предок. В дальнейшем, по мнению
этой группы ученых, произошла историзация этой мифологемы, устано
вившая ее тождество с реальной местностью Пимука на Кюсю, где,
согласно мифу, ступил на землю явившийся с неба первопредок импера-
торского рода Ниниги-но микото. Историзация эта была тем убе-
дительнее, что именно через Кюсю, вероятно, шли на О строва и
всяческие блага, и культурные заимствования из Китая.
Ряд исследователей (В ада Тэцуро и др.), напротив, видят в этих
мифах отражение реальных исторических событий. Они полагают, что
племена, жившие на северном Кюсю и изготовлявшие бронзовые мечи
и копья, покорили население Кинай с его культурой бронзовых
колоколов дотаку. Подтверждение этому можно отыскать в ки-
тайской хронике «В эй чжи» (II — III вв. н. э.), рассказывающей о
древних японцах, которые именуются там племенем ва. Эти ис-
следователи придерживаются той точки зрения, что государство Яма-
тай, о котором говорится в «В эй чжи», находилось на севере Кюсю,
а затем его войско предприняло большой военный поход на восток, в
Кинай, что и нашло отражение в цикле мифов о восточном походе
Дзимму.
102
С этим циклом связана и нашумевшая в свое время «теория
всадников» японского историка Эгами Намио, утверждавшего, что в
мифах о Дзимму воспроизведена действительная история переселения
с материка одного из племен, говорящего на языке алтайской группы
и сохранившего связь с номадическим типом хозяйственной дея-
теЛЬН О СТИ .
О собы й интерес представляет сюжетное сходство мифологи
ческого цикла о Дзимму с хрониками, рассказываю щ ими о по
следующих легендарных императорах. Например, с одной из них,
повествующей о десятом по счету правителе, — Судзин-тэнно. И
Дзимму, и Судзин именуются в сводах «небесный владыка, впервые
правивший». О восьми императорах, правивших между ними, не
сообщается практически ничего, кроме названий их резиденций,
возраста, местоположения могил и генеалогических связей. И з этой
и других особенностей текста некоторые японские историки сделали
вывод, что первым объединителем страны является именно Судзин,
к преданиям о котором были впоследствии добавлены мифоло
гические нарративы о первопредке-первовластителе Дзимму. Другим
историкам более убедительным кажется отождествление Д зим му с
императором Кэйтай. Н аиболее распространенной в настоящее вр е
мя точкой зрения можно считать гипотезу И ноуэ М ицусада, уста
навливающую связь между Дзимму и императором 0 :д зи н , речь о
котором пойдет ниже.
При этом, как уже говорилось, все эти точки зрения предст-
авляют собой не вполне доказанные гипотезы, хотя каждая из них,
безусловно, заслуживает рассмотрения.
В «Н ихонги» о Дзимму говорится более развернуто. В конце
раздела «эры богов» сообщается, что его детское имя было Сано-но
микото. О днако в начале свитка о нем все рассказывается заново и с
прибавлениями — личное его имя здесь Поподэми-но микото, —
говорится и о его родителях: отец — Угая-пуки-апэзу-но микото,
мать — Тамаёри-пимэ, дочь божества моря. Кстати, последнее об
стоятельство, по-видимому, может означать своего рода политический
союз между племенем тэнсон, «потомков Н еб а», принадлежащим к
103
алтаеязычной группе переселенцев, и племенем, связанным с мор
скими промыслами. В сорок пять лет, как рассказывается в «Н и-
хонги», Дзимму обращается к своим старшим братьям и детям с
речью, в которой коротко передает мифологическую историю со
шествия на Зем лю первопредка Ниниги-но микото, утверждая, что с
того времени прошло 1.792.470 лет. Затем он указывает, что в
дальних местностях еще не всем даровано благое императорское
правление. Кроме того, в разных поселениях правят разные хозяева,
по-своему делящие территорию и часто конфликтующие. Н а востоке
ж е есть страна, где уже находится спустившийся с Н еба Нигипаяпи-
но микото. Э та страна, несомненно, располагается в сердцевине шести
направлений и подходит для того, чтобы устроить большую П од
небесную. В «Н ихонги» этот разговор датируется 51-м годом Каното
Т ори. Д ата, разумеется, вымышлена (по европейскому календарю она
соответствует 6 6 7 г. до н. э.), но дает основания некоторым истори
кам считать ее заимствованием из китайских гадательных книг, где
говорится: «Г од Каното Тори — год важных перемен» (см. «Синва
дэнсэцу дзитэн» — далее — С Д Д . С . 252) и тем самым обосновывать
позднюю инкорпорацию имени Дзимму в сюжет, связанный с пре
даниями о каком-то из последующих японских правителей.
104
риса. Таким образом, как предполагают этнографы, местное божество
риса, отождествленное с предком могущественного клана, было вклю-
чеНО в генеалогию императорского дома (С Д Д . С . 6 8 — 6 9 ) .
105
управлявшегося поселения, выполнявший также роль жреца местного
божества. После реформ Гайка (середина V II в.) полномочия этих
владетелей были отменены, многие из них стали начальниками уезд
ных округов, но некоторые сохранили прежнюю власть.
106
15 «М еч “одного взмаха” » — перевод названия меча условен:
питопури («один взм ах ») — старояпонская расшифровка китайского
текста, однако в оригинале стоит только иероглиф «один», т. е. «один
меч». В любом случае очевидно, что речь идет о некоем магическом
инструменте или волшебном оружии.
Близкий по типу сюжет имеется в корейской хронике «Самкук
саги»: после соответствующего обряда с принесением даров на дра
гоценный меч падают лучи небесного духа, и все враги окрест оказы-
ваются повержены. Комментаторы К 83 усматривают также сходство
этого сюжета с верованиями алгонкинских индейцев (К 8 3 . С . 3 6 6 ).
107
Д обавим к приведенным мнениям еще то соображение, что
рождение богини солнца А матэрасу из левого глаза И занаки и
бож ества луны Тукуёми из его правого глаза точно воспроизводит
сю ж ет о рождении солярного и лунарного бож еств из глаз Пань-гу,
как он представлен, например, в китайской хронике «С ан ь у ли
цзи ».
17 »-р
1 акаки-но ками — еще один вариант прочтения этого име-
ни — I акаги-но ками, что значит Бог высоких деревьев. Ч ащ е в
сводах он именуется I акамимусуби-но ками, т. е. относится к классу
божеств мусуби, связанных с концепцией рождения и плодородия.
Мусуби, «рождающий дух», способен наделять рождаемое жизненной
силой, подобной океанийской мана, Входит в триаду креационистских
божеств, которые, согласно «Кодзики», явились первыми как бо
жества-одиночки, и тела их были сокрыты (см. т. 1. С . 3 8 ). Н е
которые этнографы полагают, однако, что Ками-мусуби — парное
женское божество к Такамимусуби (эта концепция принята и Е . М.
Пинус, переводчицей первого свитка). Х о тя в сводах говорится, что
Гакаки-но ками — это еще одно имя Такамимусуби, не исключено,
что изначально это разные божества. В паре с Аматэрасу этот бог
выступает прародителем мифического императорского первопредка
Ниниги-но микото.
18
I акэмикадути-но ками — Е . М . Пинус толкует только одно
имя: « Гакэмикадзути-но-о-но-ками. ... Божество, явившееся от бога
Огня, убитого И дзанаги» (т. 1. С . 261). Однако в первом свитке
много позже действует другое божество с тем же именем, называемое
сыном Бога Священного Расширяющегося Клинка. В генеалогии
богов оно отстоит довольно далеко от своего тезки, и функции сына
Бога Священного Расширяющегося Клинка принципиально другие,
чем у Божества, явившегося от бога Огня. Последнее подчиняет и
усмиряет страну, готовя ее для воцарения Ниниги-но микото (см. т. 1,
гл. 27, 2 8 ) Т о есть в «К одзики» присутствуют два разных божества
с этим именем, которых, по-видимому, не следует смешивать.
108
19 « А еще одно имя — Путо-но митама» — под этим именем меч
почитается в храме Исоноками в области Ямато. Гам же хранятся
«десять божественных сокровищ» рода Мононобэ (они еще име
нуются «знаки Н еб а — драгоценные сокровищ а») и «божественные
сокровища» Идуси и Идуми (Синто дайдзитэн. I окно, 1988. С . 117).
Все эти «сокровищ а» — магические предметы, служащие для усми
рения души (прежде всего — души императора), дабы она не отле
тала от тела (см. также коммент. 125).
В песнях, сложенных представителями рода М ононобэ, часто
упоминается большой меч в Исоноками. Если принять точку зрения
Оригути Синобу относительно участия М ононобэ в ритуалах ус
мирения души, то весь этот фрагмент «К одзи ки », связанный с
Такакурази, может быть интерпретирован как этиологический миф,
рассказывающий о происхождении обряда (С Д Д . С . 2 8 3 ).
20
« В орон восьми мер величиной» — и в « К одзики», и в
«Нихонги» он послан Аматэрасу; и этот ворон приводит Дзимму в
землю Я мато. Потом Дзимму посылает ворона братьям Э-Укаси и
Ото-Укаси (см. ниже в том же мифологическом сюжете).
Согласно летописи «К огосю и», составленной священнослужите
лями Имибэ, этот ворон —- предок распорядителей императорских
угодий в Камо (Когосюи. Иокогама, 1936. (Синтэн). С . 8 9 7 ). О том
же говорится и в «Н овом списке семей и родов»: «Распорядители
угодий в Камо: когда Камуяматоипарэбико-но микото (посмертное
имя Д зимму) вознамерился отправиться в срединные земли, потерял
он дорогу среди горных круч. И тогда Камо-но такэту-но ми-но
микото, внук бога Камимусуби-но микото, оборотившись большим
вороном, слетел к нему и в путь повел, так и прибыл [государь] в
срединные земли. И тогда небесный государь войско свое поздравил
и особливые хвалы вознес. О тсю да и началось имя ворона восьми мер
величиной [как имя рода]» (Синсэн сёдзироку. Иокогама, 1936.
(Синтэн). С . 1757).
Согласно уложению «Энгисики» («К одекс годов Э н ги »), состав
ленному около 921 г., в Ямато, в селении Уда, в те времена
109
существовал храм Ворона. Во фрагментах «Ямасиро-фудоки» го
ворится, что этот ворон был посланцем императора Дзимму, а затем
его перевели из Я мато в Ямасиро, в Камо. Т о есть, скорее всего,
верования в ворона как гонца богов, связанных с культами, при
нятыми в Камо, были вплетены в цикл сюжетов о восточном походе
Дзимму.
Представления о птицах как посланцах горных божеств про
слеживаются в верованиях в ворона-гонца в Кумано, в обрядах
созывания птиц, которые проводятся во всех провинциях во время
празднования Н ового года, они же запечатлены в прихрамовых
торжествах ворон и действах «кормление птиц» (С Д Д . С . 4 3 8 ).
Весьма вероятна связь этого мотива с понятием солнечного
ворона, распространенным в Китае, Корее, Ю го-Восточной А зи и.
И зображение ворона — посланца Аматэрасу — имеется на стене
внутреннего помещения древнего курганного захоронения, находя
щегося в М эдзурасидзука, в преф. Фукуока.
21
«Бамбуковая ловушка для ры б» — вид рыболовной снасти,
по-видимому, весьма распространенной в те времена. Упоминание о
ней встречается и в «М ан ъ ёх ю » — например, в песне № 2832. Как
считают комментаторы К 83, в сюжете описывается круг обязанностей
поставщика птицы и рыбы ко двору императора.
22
Нипэмоту-но ко — должно быть, он и есть этот будущий
поставщик рыбы и дичи ( нипэ).
110
Арикиё и Кобаяси Ёсинори: «...и в настоящее время дровосеки Ёсино
привязывают к пояснице звериную шкуру вместе с хвостом, так что,
вероятно, этот образ и послужил основанием для выражения “хво
статый человек” » (К 8 3 . С . 122). Как бы там ни было, очевидно
зооморфное происхождение этого персонажа, связанное с тотемис
тическими культами. Н адо полагать, что это племя или, по крайней
мере, его предки были связаны с охотой.
111
Интересна такая культурная деталь — в песнях к у д зу , при
водимых в обоих сводах, упоминается «поперечная ступка», вероятно,
отличающаяся от принятой среди алтайского племени т э н н о .
26 \ г
да-но укати — в слове у к а т и
У заключено значение «про
бираться», «идти непролазной дорогой».
28
Стихотворение « Н а высоком холме в У да» — как и многие
другие песни «К одзики», кажется не связанным с сюжетом мифа. Это
явление объясняют по-разному, в частности, тем, что данная песня
была важна в другом контексте, впоследствии утраченном, или что ее
автор (первый исполнитель) играл особенно важную роль в жизни
племени, или же что она представляет собой основной набор ма
гических песен того или иного племени (рода). Д . Филиппи пре
дполагает также, что, поскольку в песне упоминается топоним Уда,
она и была использована в сюжете, повествующем о походе импе
ратора Дзимму в Уда. Песня о кулике, возможно, относится к классу
песен, исполняемых на пиру в честь охотничьей победы. В ней также
в комическом стиле излагаются правила дележа добытой пищи между
женами в полигамной семье.
Э то стихотворение есть и в «Н ихонги» со следующим пояс
нением: «Э т а песня именуется песней Кумэ. Ныне, когда ее ис
полняют при Дворцовой управе музыки, [то различают] большие и
малые хлопки ладонями, тонкие и грубые звуки. Э тот обычай идет из
древности» (Нихонги. С . 198 — 199). Песня из следующего ф ра
гмента «К одзики» также считается в «Нихонги» песней Кумэ, по
этому есть основания предполагать, что обе песни являются частью
112
фольклора племени Кумэ, из которого рекрутировались воины для
боевых действий ранних объединителей Ямато.
В песне есть ряд неясных моментов, в частности, кит ( кудира),
внезапно оказавшийся в горной местности Уда. Некоторые ком
ментаторы полагают, что в тексте попросту ошибка и имеется в виду
сокол (это подтверждается и рядом данных «Н и хон ги »). Другие
думают, что речь идет о горной обезьяне. Темным по смыслу остается
и слово исукупаси, эпитет к слову кудира («к и т», соврем. кудзира).
Оно толкуется и как «большой», и как «отважны й», и как один из
синонимов к слову «сокол».
М ожно было бы привести здесь ботанические комментарии (так
же неоднозначные), которыми японские филологи поясняют фито-
нимы итисакаки и сова, но они мало что скажут читателю, поскольку
эти растения в России не произрастают.
113
го в») — к топониму И сэ. Все эти три боевые песни магического
назначения, по-видимому, исполнялись перед битвой. Каж дая из них
содержит магическое уподобление. П о предположению Цутихаси
Ю так а, одного из комментаторов этих песен, первое означает:
«подобно тому, как пропалывают на просяном поле сорную траву,
собрав ее в пучок, так и врагов победим»; второе: «как не з а
бывается жгучий вкус перчика, что в мирное время саж аю т люди
племени кумэ, так [пусть] не изгладятся следы ран на теле врагов»;
третье: «как обвивает камень цепкий барвинок, так окружим врагов
и победим» (Кодай каё:сю. Т . 3. Токио, 1968, далее — К К ).
33
Нигипаяпи-но микото — данный мифологический персонаж в
тексте свода ранее не встречается. В «Нихонги» этот герой, родо
начальник сильной воинской корпорации Мононобэ, именуется Ку-
ситама-нигипаяпи-но микото, о нем сообщается, что он, потомок
небесных богов, спустился с небес на Каменном корабле Неба.
Согласно не вполне достоверному, сохранившемуся в кратких фраг
ментах своду «К ю :дзи ки », его родословная возводится к двум
верховным божествам-предкам, прародителям императорского рода
тэнно, и один из его титулов начинается словами Аматэру-куни-
тэ р у хико амапикару, т. е. Освещающий Н ебо, освещающий
Зем лю юноша, светящий небесным светом. Возможно, что это имя
солярного божества рода Мононобэ, вошедшего в племенной сою з и
подчинившегося тэнно, а его родство с Аматэрасу и Такамимусуби
объясняется идеологическими соображениями составителей свода.
114
его происхождение от основных богов Н еба — Аматэрасу и Гака-
мимусуби. В «Нихонги» о них говорится подробнее: это походный
колчан и стрелы, именуемые амэ-но пабая, что некоторые иссле
дователи понимают как «стрелы, сильные, подобно змее». Н е ис
ключено также, что здесь происходит расщепление признаков Дзимму
на несколько персонажей, и небесные регалии — принадлежность
самого Дзимму, чья победа приравнивается к схождению с Н еба
мифического предка Ниниги-но микото (см. т. 1, гл. 2 9 ).
115
Примечательно, что храм Опомива (соврем. Оомива) занесен в
списки храмов, составленные еще в начале X в. и включенные в
«Энгисики» («Регистры годов Э нги»), однако, ни тогда, ни теперь
никакого храма на горе М ива не было и нет — уникальное об
стоятельство для культуры с подробно развитой храмовой религией. В
качестве храма в данном случае выступает сама гора (на которой
обитает множество змей), и поныне она считается священной, подъем
на нее запрещен, а вход перегорожен священной веревкой из соломы
( симэнава) .
Характерный мотив, возникающий в этом сюжете, — стрела,
покрытая красным лаком, скорее всего, атрибут солярного божества,
наделенного рождающей силой. Н ельзя не отметить богатые па
раллели этого мотива в корейской мифологии, проанализированные в
труде М . И . Никитиной (Древняя корейская поэзия в связи с
ритуалом и мифом. М ., 1982).
36 о
с*та песня, как и предыдущие три, по-видимому, соответствует
определенным правилам сватовства, хотя точно описывать эти правила
по данным песням довольно затруднительно.
Курано Кэндзи полагает (вслед за Мотоори Н оринага), что
поскольку у всех птиц, названных в песне Исукэёри-пимэ, круглые
глаза с острым взглядом, последний используется для сравнения со
взглядом свата Опокумэ-но микото. Кроме того, все эти птичьи
названия могут быть поняты в духр омонимической игры, и тогда
получится следующий смысл: «М еж ду Н ебом-Землей ты человек,
способный одолеть тысячу врагов. Зачем же тебе татуировка, как
простому воину?» Курано, впрочем, заверш ает свое рассуждение
словами о том, что эта песня вообще с трудом поддается объяснению
(К 7 0 . С . 162 - 163).
П о мнению Добаси Ю така, выражение «почему татуировка во
круг открытых глаз» надо понимать как «почему так широко открыты
глаза». При этом японское слово надо (соврем. надзо), часто ис
пользуемое в народных песнях, а также загадках определенного
класса, свидетельствует о том, что с помощью песни-вопроса пред
116
принимается задание о благоприятности брачного союза. Опокумэ-но
микото, в качестве ритуального заместителя жениха, должен пройти
испытание, состоящее из вопросо-ответного диалога. Если бы речь в
самом деле шла о татуировке, удивившей Исукэёри-пимэ, продолжает
далее Добаси Ю така, то и ответ Опокумэ содержал бы разъяснение
на этот счет, однако в тексте его нет. Стало быть, девушка просто
задает свату загадку, а он своим экспромтом удостоверяет соот-
ветствие жениха предполагаемому брачному союзу. Японский филолог
приводит также народную песню посадки риса, записанную в преф.
С иманэ: «Почему глаза так велики? — Чтобы видеть, как дева рис
сажает». Добаси Ю така отрицает разделяемую многими другими
филологами точку зрения, согласно которой члены корпорации Кумэ
делали себе татуировку. П о его мнению, единственным основанием
для такого толкования служит только эта группа песен, которая при
этом неверно интерпретируется (К К . С . 4 9 ).
38
«Священные сосуды поместили» — по-видимому, это прино-
шение богам было общим и для придворных ритуалов, и для народных
обрядов. В пятистишиях «М ан ъё:сю » упоминаются прошедшие обряд
освящения сосуды с вином, накрытые свешивающейся вниз бу
мазейной тканью, — в частности, такое приношение совершается
матерью человека, в 733 г. в составе посольства отправившегося в
Китай.
39
«М ладш ая сестра... служила в Великих храмах И сэ» — счи
тается, что это первое упоминание в сводах об отправлении культа
божеству солнца. Согласно «Н ихонги», ранее Аматэрасу прославляли
и обители императора, но, убоявшись могущества богов, Судзин
поручил попечение над душой А матэрасу своей дочери, а местом
служб назначил селение Касанупи (соврем. Касануи).
117
40 «И згородь из людей» (старояп. питогаки) — по-видимому,
речь идет о древнем обычае хоронить человека вместе с его свитой и
близкими родичами, который встречается у многих народов мира на
определенном этапе культуры.
Согласно сведениям «Нихонги», при императоре Суйнин этот
обычай был отменен. В одном из списков «К одзики» также стоит
пометка переписчика в виде иероглифа «прекращен» (т. е. «обычай
отменен»), что обратило внимание Мотоори Норинага. В «Нихонги»
эта история рассказывается так: когда скончался младший брат
императора по матери, люди, прислуживавшие ему, были собраны и
зарыты живыми стоймя недалеко от гробницы усопшего. «Ш ли дни,
а они все не умирали, днем и ночью стонали и рыдали. Наконец они
умерли и начали гнить и разлагаться. Их жрали собаки и вороны.
Услышав этот плач и рыдания, император горевал и страждал. И
повелел вельможам: “Э то невыносимо тяжко — следовать за по-
койником тем, кто любил его при жизни. Пусть это старинный
обычай, но он нехорош, так почему же надо ему следовать? По-
совещайтесь меж собой, и отныне следовать ему не будем” » (Н и-
хонги. С . 2 7 2 ).
Когда ерез четыре года умерла императрица, император собрал
своих министров и приказал привезти из Идзумо сто гончаров,
вылепивших из глины фигурки воинов, коней и разные другие пред- ■
меты, которые с тех пор стали замещ ать в захоронениях живых
людей. Эти фигурки, как сказано в «Нихонги», получили название
ханива, «глиняные кольца». И х и до сих пор археологи в большом
количестве находят в древних захоронениях.
Разумеется, невозможно достоверно связывать отмену этого обы
чая именно с правлением императора Суйнин, но, вероятно, в целом
это достоверное объяснение функции ханива, обнаруженных при
раскопках.
118
версии «Н ихонги» государь решает прибегнуть к гаданию на панцире
священной черепахи, для чего отправляется на равнину Камуасади, где
собирает восемь десятков мириад богов (Нихонги. С . 2 3 8 — 2 3 9 ).
119
ских повестях жанра ута-моногатари, таких, как «И с э » и «Ямато-
моногатари», песня выступает в качестве собственно текста в отличие
от прозаического сюжетного обрамления, явно не наделенного
статусом полноценного произведения в глазах его создателей. В
«Ямато-моногатари» это явление сознательно фиксируется, например:
«Ч то не дали ему четвертого ранга, об этом в самом письме ни слова
не было, только то и было, что в песне» (Ямато-моногатари / Пер,
Л . М . Ермаковой. М ., 1982. С . 100). Э то различение двух типов
речи — «песня» и «слова» — может быть прослежено на большом
массиве литературных памятников древности и средневековья.
В тексте песни отсутствуют грамматические и лексические формы
вежливости, обязательные в тех случаях, когда речь идет об им
ператоре. Комментаторы объясняют это тем, что, как предполагается,
устами девочки говорит божество, которому эти нормы соблюдать не
обязательно.
120
48 «Н ебесный владыка... первый страной управлявший» — в К 7 0
этот титул предлагается интерпретировать как величальную формулу
первого правителя-человека (а не божества или полубожества). Как
уже говорилось в коммент. 1, некоторые ученые на основании этого
титула (полностью совпадающего с титулатурой Дзимму) отождест-
вляют Дзимму и Судзина, утверждая, что объединителем страны
является Судзин, и это его подвиги и восточный поход были при
писаны легендарному Дзимму для удревнения истории. Существует
также точка зрения, согласно которой Дзимму был первым пра-
вителем, а Судзин учредил государственную систему и упорядочил
политическую и ритуальную сферы деятельности раннего Ямато.
121
52
«С оверш ала службы в храме Превеликой богини в И сэ» —
первоначально (при предыдущем правителе Судзин) службы Ама-
тэрасу отправляла его дочь. Затем , согласно «Н ихонги», было наз
начено дочери следующего государя, Суйнин, прибыть в И сэ, в
окрестности реки Исудзу, чтобы там учредить поклонение Аматэрасу
в соответствии с приказом самой богини: «И сэ, где дует ветер
богов, — это страна, куда возвращаются волны их Вечной страны
1 окоё, тяжелые волны. Страна прочная и прекрасная. В ней хочу
пребывать» (Нихонги. С . 270 — 271).
Позднее имя Яматопимэ, видимо, становится на некоторое время
титулом посвященной жрицы. С этой дочерью императора и в
«К одзи ки », и в «Н ихонги» связан ряд анахронизмов, объяснимых,
вероятно, попыткой исторической интерпретации происхождения свя-
тилищ И сэ. Как гласит легенда, когда Яматопимэ прибыла на место,
оказалось, что эта земля уже посвящена солнечному божеству, име
новавшемуся просто хи-но ками, Бог солнца.
П еред тем, как избранная дочь правителя выезжала в храмы из
столицы, на семи дорогах вокруг города проводились обряды изгнания
скверны. Если кто-нибудь во дворце (даже собака) умирал, то вновь
проводилась церемония великого очищения, а отъезд откладывался. В
день отъезда император втыкал жрице в волосы так называемый
«прощальный гребень» со словами: « В сторону столицы не обо
рачивайся» — считалось, что если она хоть раз обернется, царс
твующий правитель должен ждать скор<}й смерти.
Ж изнь жрицы в храмах была строго регламентирована и под
чинена разнообразным ритуалам. Интересно, что существовал список
табуированных слов, вместо которых посвященная принцесса-жрица
должна была употреблять эвфемизмы: Будду называть «средний
ребенок», вместо слова «сутры» говорить «крашеная бумага», вместо
«болезнь» — «отдых», вместо «могила» — «комок земли». В ос
новном эти табуации связаны с болезнью и смертью (т. е. со скверной
в архаическом понимании), а также с буддийскими реалиями (тем
более, что похоронная обрядность со временем отошла в ведение
буддийских монахов и храмов).
122
53
Микосиро — согласно трактовке Мотоори Норинага, если у
членов императорской семьи не было детей, они учреждали род,
■становившийся их собственностью, «чтобы послать свое имя по-
следующим поколениям», тем самым обеспечивалось снабжение б е з
детного принца всем необходимым. Э та система была упразднена
реформами Тайка (6 4 5 г.).
123
пещере — его предприняли боги перед тем, как выманивать наружу
богиню солнца, чтобы вернуть миру свет (см. т. 1, гл. 12).
60
П о -видимому, такая встреча могла принести несчастье, и ее
следовало избежать.
64
1 адима-мори — далее рассказывается о происхождении этого
персонажа от божества Амэ-но пибоко.
124
К этому глоссу можно добавить, что представления о стране
Токоё, вероятно, формировались под влиянием китайских преданий о
Гope Бессмертных, однако сходные верования, видимо, существовали
и до китайского влияния. В песнях «М ан ъё:сю » с Т окоё связаны
представления о возможности омоложения. П о мнению этнографов,
ряд придворных ритуалов при возведении на трон нового императора
и новогодний обряд черпания «молодой воды» ( вакамидзу ) также
имеют отношение к этим верованиям. Как считает Оригути Синобу,
из Токоё приходят «боги-чужаки», марэбитогами , отчасти с ними
ученый связывает распространение храмовой архитектуры (помимо
буддийского влияния) — для пришлых богов приходилось строить
соответствующие святилища.
Общепринята в японской этнографии ассоциация страны Токоё с
рюкюской мифической страной Нирайканай, обителью радости, от
куда приходит богатство и щедрый урожай. Н а Окинаве считается,
что Нирайканай — источник риса, оттуда его принесли журавль и
орел. Оттуда же явилось земледелие. Впрочем, и на Х он сю также
распространена легенда о рисовых зернах, упавших с неба.
В представлениях о стране Токоё часто отмечаются черты, встре
чающиеся в солярных мифах, так что можно предположить су
ществование некоторых общих для Рюкю и Ямато мифологических
мотивов, связанных с верованиями в остров на востоке, далеко за
морем, откуда восходит солнце. Иногда эта страна отождествляется с
морским царством Вататуми (Ватацуми), а также с Н э-но куни,
С траной Корней, и Соко-но куни, Страной Дна.
Сходные верования встречаются в Корее, Китае, Ю го-Восточной
А зии, Океании (С Д Д . С . 332).
125
68 «Е щ е взял он в жены Кагуро-пимэ» — как пишет Д . Ф и-
липпи, это один из самых фантастических браков «К одзики» (где и
так достаточно вконец запутывающих генеалогию браков с собст
венными тетками, племянницами и т, п.)- В этом случае получается,
что Опотарасипико-осировакэ, т. е. император Кэйко, женится на
своей пра-пра-правнучке ( Philippi. Р. 2 2 9 ).
126
Здесь, поскольку Яматотакэру получает женскую одежду от Ямато-
пимэ-но микото, жрицы храма Аматэрасу в И сэ, стоит предположить,
что в роли волшебного дарителя выступает сама богиня-первопредок,
покровительница императорского рода.
127
77
«В зяли... гребень, возвели гробницу и туда его положили» -
захоронение гребня или шкатулки для гребней как заместителя по-
койника встречается и в других литературных памятниках периода
Н а р а — Х эйан, например, в «Харима-фудоки» (см.: Древние фудоки,
М ., 1969. С . 2 6 3 ).
79
Адума (в соврем, произносительном варианте А дзум а)
топоним, содержащий слово дума (соврем, цума), что означает
«ж ена».
80
«С тарец, что там костер поддерживал» — речь идет о страже,
чьей обязанностью было поддерживать огонь по ночам для освещения
окрестностей.
82
«В ознес словеса» (буквальный перевод оборота котоагэ) —
этот оборот означает «говорить очень громким голосом», что воз
бранялось, поскольку можно было невзначай активизировать маги
ческую силу, заключавшуюся в котодама. Понятие котодама, «душа
слова», чрезвычайно существенно для мира японской мифологии и
ранней обрядовой песни. В одном из стихотворений «М анъё:сю »
говорится, что «Япония — страна, где цветет душа слова и где
128
счастлива душа слова». Именно поэтому в древней японской поэзии
почти не встречаются канго, слова китайского происхождения, —
очевидно, что котодама может обитать лишь в японских словах,
причем тем вернее, чем ближе они к «Э ре богов». Соответственно,
произнесение обычно табуированного котоагэ, т. е. громкого соб-
ственного словоизъявления, грозило непредсказуемыми последствиями.
129
86
В этой песне выражение «что циновками устлана» предствляет
собой постоянный эпитет макура-котоба к слову пэ («слой», «ярус»),
отсутствующему, — но подразумевающемуся — в тексте песни, по
скольку здесь есть слово «гора». Предполагается, что это песня-бла-
гопожелание, в ритуальной ситуации исполняемая пожилым человеком и
адресованная молодым мужчинам с целью принести им здоровье и
долголетие.
88
К а т а у т а — древняя форма японской поэзии с силлабическим
строем в 5 — 7 — 7 слогов.
130
видимому, можно было бы в данном случае говорить о мотиве
чудесного рождения. Более того, мотиве, восходящем к алтайским
верованиям, выразившимся, в частности, в наделении этой био
графической особенностью Чингисхана, который тоже родился с
зажатым в кулаке комочком мяса. Сходство мотивов подтверждается
и последующей фразой, из которой явствует, что зажатый в руке
новорожденного комочек мяса — свидетельство рождения будущего
властелина. Томо — кожаный налокотник, защищавший руку от
удара тетивы при натягивании лука, в случае ж е удара издававший
громкий звук.
94
« П есчаный дворик» — перевод по иероглифам, имеется в виду
св я щенный или «чистый двор», где с помощью определенных маги
ческих процедур можно было узнать волю божества.
131
97 «Смертный дворец» — открытый гроб, куда временно поме
щ алось тело для проведения разного рода ритуалов до окончательного
захоронения.
132
Кстати, в древней Японии для ритуальных построек использовались
деревья только с неснятой корой.
«Прегрешенья земные» в том же норито перечислены сле
дующим образом: «...резать на живом кожу, резать на мертвом кожу,
опухоль, надругательство над собственной матерью, надругательство
над дитятей собственным, надругательство над матерью и ее же
дитятей, над дитятей и матерью его же, грех соития с животными,
беда от насекомого ползающего, от Такатуками беда, беда от птиц с
высоты, порча на скотину чужую, грех ворож бы » (Н орито. С эм -
мё /П е р ., иссл. и коммент. Л . М . Ермаковой. М ., 1991. (Памятники
письменности Востока. X C V I I ). С . 111). Н екоторые из этих пре-
грешений не вполне понятны, и интерпретации их различны у разных
исследователей. Совокупность этих магико-юридических норм была
впервые письменно зафиксирована в годы Тайка (около 645 г.), тогда
же были регламентированы ритуалы изгнания скверны, до этого,
по-видимому, совершавшиеся вразнобой. Например, если гонец двора
умирал в пути, жители окрестных сел вызывали его друзей и близких,
чтобы те совершили обряд очищения, а младший брат покойного
должен был уходить с места его смерти, ни разу не оглянувшись.
Точно так же крестьянин под предлогом скверны мог отказаться
воз вращ ать лошадь, оставленную гонцом для отдыха. Благодаря
новым установлениям, экзорцизмы, проводимые при дворе, приобрели
статус процедур, имеющих силу в рамках всей страны, для «всего
люда, что под небом прибавляется» (подробнее см.: Норито. Сэммё.
С. 217 - 2 2 3 ).
133
дракон. П о мнению этнографов, Сумиёси поклонялись приморские
племена. Одно время его функции были сконтаминированы с воен
ными (видимо, в V II — IX вв. приморские племена древней Японии
совершали воинственные набеги на побережье Кореи и К итая). Затем
это божество стало почитаться как покровитель поэзии пятистишии
( вака ) .
101
« В тыкву вложить пепел священного дерева» — вероятно,
подразумевается магическое средство: тыква, плывущая по волнам с
пеплом священного дерева внутри, должна по принципу сходства
обеспечить военной ладье благополучный морской переход.
103
К удара — одно из трех королевств древней К ореи.
134
по этим результатам можно будет узнать его волю относительно более
важного предприятия, в данном случае — покушения на сына Дзинго,
будущего императора О :дзин. С м . также коммент. 59.
107
В этой песне выражается намерение ее автора покончить с
собой. С лово «нырять» связано с названием птицы (разновидности
нырка) по типу постоянного эпитета и определяемого ( макура-ко-
тоба). Комментатор К 7 0 полагает, что, если рассматривать эту песню
как фольклорную, вне сюжета данного нарратива, тогда имя воена
чальника наследного принца, Пурукума-но микото, возможно тр а
ктовать как «старый медведь» ( пурукума), т. е. песня приобретает
характер совета: чтобы ускользнуть от старого медведя, ныряй,
птичка, в озеро. О зер о (или море) Апуми — нынешнее озеро Бива.
135
камусу ) означало «ж евать» — сырые рисовые зерна жевали, потом
выплевывали в ступку, где и происходил процесс брожения.
111
Сакакура-но у т а — данная помета относится к двум по
следним песням. Сакакура — «рисовый склад», т. е. место, где
хранится рисовое вино и где происходят ритуальные возлияния.
112 и
«Д ела “ Гор и М орей” » — имеется в виду, что Опоямамори-но
микото поручен контроль за родами, связанными с морскими про
мыслами, а также с деятельностью в горных районах страны.
114
Э та песня относится к категории «песен восхваления страны».
В ней также явственно прослеживается связь магической силы взгляда
императора с процветанием страны (см. также коммент. 8 5 ).
116
К ucu — японское прочтение иероглифов, означающих при
дворный титул, 14-й из 17-ти придворных рангов, принятых в Кудара.
136
117 «Ц ян ь цзы вэнь» (яп. «Сэндэимон») — «Письмена из тысячи
знаков». Н ечто вроде китайской азбуки раннего средневековья, со
державшей основные сведения о китайской культуре — от мифологии
до классических учений ее мудрецов — и представлявшей своего рода
культурную матрицу китайского мира. Э тот текст в Китае и Японии
ученики должны были заучивать наизусть. Памятник датируется
приблизительно V I в. н. э.
119 г ,
« О т вина надежного» — комментаторы предполагают, что
этому вину приписывалась волшебная сила, предохраняющая от бо
лезней и пожаров.
122
Ама — это племя занимает особое место в культуре раннего
Ямато. О но часто упоминается практически во всех ранних пись
менных памятниках, причем его название записывается в разных
иероглифических вариантах — со значением «дитя моря», «воин
(муж) моря», «человек моря», «слуга белой воды», — а также
иероглифом, по-китайски читающимся тан и обозначающим в Китае
племя рыбаков-мореплавателей, живших на юге страны.
Н е исключено, что эти племена принадлежали к древней австро
незийской группе, некогда населявшей юг Китая. С одной стороны,
они занимались мореплаванием и рыболовством (возможно, под-
137
держивая контакты с южными племенами К итая), с другой —
составили род амакатарибэ — рассказчиков, хранителей песен и
сказаний. Первоначально они были локализованы на Кюсю, но
впоследствии, как говорится в «Н ихонги», по приказу императора
О :дзин, были расселены по многим местностям Японии. И х главными
божествами были божества-драконы, всякого рода морские боги —
например, Вататууми-но ками (в соврем, произношении Ватацуми), а
также тройное божество Сумиёси (Суминоэ) — см. также коммент.
100. Странствуя по разным провинциям, профессиональные рас
сказчики катарибэ, вышедшие из этого племени, способствовали
становлению ритуально-мифологического культурного единства.
123
Э тот сюжет о жемчужине — континентального происхождения,
по-видимому, заимствованный из корейских источников. Очевидно, что
действие в нем разворачивается намного раньше царствования им
ператора О :дзин. «Нихонги» датирует прибытие сына корейского
правителя в Японию третьим годом правления императора Суйнин,
поскольку его пра-пра-правнук Тадима-мори служил этому императору,
однако эта датировка, разумеется, мифична.
И мя А мэ-но пибоко (кор. Чхонджиильмо) означает Копье Н е
бесного Солнца. В фундаментальном труде М . И . Никитиной «Д р ев
няя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом» (М ., 1982)
подробно анализируется связь этого фрагмента «Кодэики» с рядом
корейских средневековых повествований (в частности, — с хроникой
«Самкук ю са») и мифологических мотивов, реконструируемых ис
следователем.
В «Н ихонги» в аналогичном сюжете вместо жемчужины фигу
рирует белый камень. И красная жемчужина, и белый камень —
солярные символы, в то же время, по мнению японских иссле
дователей, эти предметы восходят к мотиву рождения из яйца и могут
быть возведены к мифологеме рождающего мирового яйца.
Х арактерно также, как указывает и М . И . Никитина, что
рождение (зачатие) происходит близ воды, в данном случае — около
болота (лагуны), на границе земли и воды, что подразумевает участие
138
в зачатии обоих этих начал. П о ее мнению, то обстоятельство, что
простолюдин едет верхом на корове (бы ке), в сопоставлении с
параллельным материалом должно интерпретироваться как след з о о
морфной природы этого персонажа. Красная жемчужина от ж ен
щины переходит к этому человеку, который носит ее завернутой у
пояса — тож е превращенный вид вынашивания плода. Таким о б
разом, с точки зрения исследовательницы, красная жемчужина р о ж
дается от этой пары, причем женщ ина-простолюдинка в ходе
развития сю жета заместила собой корову, а следы зооморфности
мужского персонажа исчезли, превратившись в ритуальную пару
человек (ж р ец ) — корова. В прошлом же состоянии сю жета, как
предполагает М . И . Никитина на основании выполненных ею
реконструкций, в этой роли выступали дракон и черепаха, р о ж
дающие чудесное существо.
Как считают комментаторы К 83, данный сюжет распадается на
шесть отдельных фрагментов, имеющих разное происхождение, и
каждый из них надо интерпретировать порознь. П о мнению авторов
СД Д , например, миф о рождении Акарупимэ, Светящейся Д евы,
посходит к корейскому преданию о рождении из яйца посредством
солнечного света, и Акарупимэ изначально выступала в роли супруги
солярного божества, а Солнечное Копье, возможно, было магическим
аксессуаром жрицы этого божества.
Согласно Д . Филиппи, опиравшемуся на работу Мисина Акихидэ
«Н иссэн синва дэнсэцу-но кэнкю:» (Исследование мифов и преданий
Японии и Кореи. О сака, 1943), до сих пор остающуюся авторитетным
источником для японских мифоведов, сюжет о женщине, зачавшей от
солнечного луча, сложился в Корее под маньчжурско-монгольским
влиянием.
Рождение же первопредка из жемчужины, восходящей к ми
фологеме яйца, — распространенный в мировой мифологии сюжет,
который можно встретить почти повсюду — от Индии, Тибета,
Индокитая до Филиппин, Тайваня и Кореи. П о мнению Мисина,
сюжет о рождении первопредка из яйца не характерен для конти-
139
нентальной А зии, и корейцы восприняли его с юга, а затем произошло
заимствование этого сюжета в Японии. Д . Филиппи напоминает
также, что камни, которые привязывала к пояснице императрица
Дзинго, чтобы отсрочить рождение младенца, тоже имели яйцевидную
форму ( Philippi. Р. 2 9 2 — 2 9 3 ).
126
«Речной домик» — см. коммент. 70.
140
классификации времени, пространства, иногда — социальных и се
мейных структур. В частности, в ряде древних текстов знатные люди
именовались ки («д ер евья »), в противоположность им простой народ
обозначался как «зеленая трава», что и воспроизведено в переводе
этого фрагмента (подробнее см.: Ермакова Л. М. Ритуальные и
космологические значения в ранней японской поэзии. В сб.: А р
хаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках.
М ., 1988. С . 61 - 8 2 ).
128
Э тот текст представляет собой единственный в « К одзики»
случай тогои («порч и »), др.-яп. токопи.
Украшенный орнаментом глиняный сосуд «ко:дзимон».
Конец эпохи Дзёмон. Преф. Аомори.
Человеческое лицо, покрытое татуировкой.
Глина. Середина эпохи Дзёмон. Преф. Канагава.
(Профиль)
Глиняный горшок, украшенный линейным и зигзагообразным орнаментами
в стиле «д зё :мон». Конец эпохи Яёи. Университет Мэйдзи.
Глиняная статуэтка «ханива».
«Ханива» Сокольничий. Мальчик, играющий на кото.
Конец эпохи Дзёмон. Преф. Гумма. Конец эпохи Дзёмон. Преф. Гумма.
Внутреннее убранство японского жилища.
Середина эпохи Дэёмон (реконструкция). Музей преф. Нагано.
Глиняные сосуды эпохи Яёи, найденные на севере Кюсю.
Преф. Фукуока.
Глиняный сосуд «суэки» с гравировкой, изображающей всадника (слева)
и знамя (справа). V I век. Преф. Окаяма.
Глиняный сосуд с орнаментом в виде человеческой фигуры.
Середина эпохи Дзёмон. Преф. Нагано.
Фрагмент глиняной маски, изображающей Глиняная маска с изогнутым носом,
плачущего человека. Конец эпохи Дзёмон. Конец эпохи Дзёмон. Преф. Иватэ.
П реф. Фукуока.
■*
Для истории Японии V III век был временем оформления госу
дарственности (именно оформления, ибо само государство сложилось
еще в V — V II вв.). Соседство с более зрелыми культурами Китая и
Кореи диктовало потребность в «цивилизованном» оформлении уже
сложившихся институтов. И не случайно официальную культуру Я п о
нии (или, вернее, Я мато — именно таково было самоназвание этого
государства) до некоторой степени вполне можно считать провин
циальным вариантом китайской. П ервая постоянная столица стра
ны — Н ар а (710 — 7 8 4 ) — была построена под непосредственным
влиянием Чанъани. Придворные носили китайские одежды. При
дворе был в почете буддизм, который в то время воспринимался как
одно из проявлений китайской культуры.
Однако самым мощным инструментом приобщения японцев к
материковой культуре была письменность. Родоплеменная аристо
кратия Я м ато осознала, что именно письменность является наиболее
действенным средством интеграции. Чиновники, обучавшиеся в сто
личной и провинциальных школах, знакомились с классическими
китайскими текстами, посвященными математике, законам, литера
туре, философии, истории. Т ем самым создавался тот фонд коллек
тивной памяти, без которого невозможно функционирование единого
государства. Создание этого фонда происходило не только з а счет
усвоения уже сложившихся китайских текстов, но и з а счет по
рождения новых. Практически одновременно создаются тексты з а
конодательные и исторические. Их целью было определение правил,
по которым функционирует государство (законы ), а также легими-
тизация существующей социальной структуры и иерархии (история).
159
В данном случае мы понимаем «историю» не в современном
значении этого термина (как изложение некоторой последовательности
верифицируемых событий), а в том же самом значении, как она
понималась самими творцами письменной истории. Они не подраз
деляли ее на «миф», «квазиисторию», «историю». Под историей они
разумели все то бывшее, что имело значение для общества. История в
данном случае — это коллективное прошлое, в которое входят и миф,
и предание, и более «достоверные» события недавнего времени. И если
для современного сознания большее значение имеет недавнее прошлое,
то для традиционного общества именно «события» далекой древности
обладают особой авторитетностью и объяснительной силой.
Первым из полностью дошедших до нас сочинений «исторического»
свойства является «Кодзики» (712 г.). П о тексту этого памятника хорошо
видно, что официальная история понималась прежде всего как история
государства, персонифицировавшегося в истории правящего, а также
других могущественных родов. Одновременно велась активная работа над
созданием законодательной основы японского государства.
Гаким образом, объектом описания как законодательных, так и
исторических текстов является государство. Совпадает и субъект опи
сания — в обоих случаях им также выступает государство (эти тексты
возникают не спонтанно, а по прямому государеву указу). Тем не менее
законодательные и исторические тексты разнятся в своих подходах и
задачах. И если законодательные тексты можно уподобить «авто-
портрету» государства, то исторические — его «автобиографии». И
если законодательство можно признать элементом, объединяющим р аз
личные культуры Дальнего Востока (японское законодательство, так
же, как и корейское, строилось в соответствии с китайским), то
исторические сочинения, посвященные отечественной истории, в боль
шей степени выражают специфику национального, становясь дейст
венным инструментом национальной самоидентификации.
В отличие от правовой деятельности, в которой государство
фактически не имеет сколько-нибудь организованных конкурентом
(двор является единственным центром порождения письменных з а
конодательных текстов), установление права контроля над прошлым
160
дается государству с большим напряжением. Э то связано с тем, что к
моменту составления мифологическо-летописных сводов (а именно так
мы определяем жанр «К одзики ») уже существовала достаточно р а з
витая «историческая» традиция.
Разумеется, это не была «история» в государственном толко
вании: под историей в этом случае понималось «бы вш ее», имеющее
отношение к происхождению того или иного рода. И чем более
древним оно было, тем более прочными позициями должны были
обладать его представители в современной социальной структуре.
Именно поэтому информационная пирамида «К одзики» имеет своим
основанием прошлое — описание событий «ближней истории» ог
раничивается генеалогическим древом правящего дома.
Таким образом, идеологический контроль над прошлым при
равнивался к контролю над настоящим, а время осознавалось как
континуум, имеющий неодинаковую ценность в различных своих
отрезках. Следствием такой ценностной ориентации стало стремление
государства монополизировать контроль над прошлым, т. е. миром
предков. Вопросы, связанные с созданием модели прошлого, со
храняли первостепенное значение на всем протяжении японской исто
рии. Особенно большое внимание уделялось при этом происхожде
нию, ибо именно оно в огромной степени служило легитимизирующим
параметром сложившейся социальной структуры. В связи с этим
можно говорить о генеалогическом коде японской истории, без учета
которого невозможна сколько-нибудь адекватная интерпретация хро
нологического событийного ряда.
Эпоху Н ар а (710 — 7 8 4 ) с точки зрения общей направленности
мысли вполне можно определить как время господства исторического
сознания. С вод «К одзики» был первым, но далеко не последним
сочинением такого рода. Практически все имеющиеся в нашем рас
поряжении нарративные прозаические тексты можно квалифицировать
как исторические, т. е. такие, где хронологическая последовательность
является основным структурообразующим принципом. Всякий объект
описания рассматривался во временном аспекте, а те явления, которые
в историческом свете отразить было невозможно, не становились, как
161
правило, объектом изображения. Общий мыслительный уровень куль
туры Японии был таков, что основным средством самоидентификации
и самоосознания любой общественной группы и движения являлась
именно история, а основу языка описания составляла хронология (мы
имеем в виду, разумеется, только письменные формы культуры).
Показательно, что V II — VIII века не оставили практически ни
одного крупного памятника религиозно-философской мысли, хотя з а
метный приток иммигрантов из Кореи и Китая в принципе допускал и
это (исключение составляет весьма проблематичный с точки зрения
достоверности комментарий к буддийским сутрам, приписываемый Сё-
току-тайси). История страны (летописно-мифологический свод, хро
ника — «Нихон сёки», 720 г., «Сёку нихонги», 797 г.) и ее отдельных
областей («Ф у д о ки ») дополнялась историей буддийских храмов (хра
мовые хроники) и людей (жития)2.
В период составления «Кодзики» устная передача историко
генеалогической информации сосуществовала наряду с письменной.
Первый нарративный памятник еще в полной мере несет на себе
печать дописьменной культуры — сама письменность в нем выступает
не только как инструмент порождения нового текста, но и как
средство фиксации текстов, уже сложившихся в устной традиции.
В Предисловии к «Кодзики» сообщается, что после крово
пролитной междуусобицы трон занял Тэмму (6 7 3 — 6 8 6 ), а состав
правящих кругов претерпел существенные изменения, в связи с чем
возникла необходимость пересмотра уже сложившихся представлений
о вкладе тех или иных родов в «историю». Составитель «Кодзики»
О но Ясумаро приводит слова государя: «Д о нашего слуха дошло, что
императорские летописи и исконные сказания, кои находятся во
владении различных родов, расходятся с правдой и истиной, и к ним
примешалось множество лжи и искажений... Посему нам угодно,
чтобы были составлены и записаны императорские летописи, рас
познаны и проверены старинные сказания, устранены заблуждения и
установлена истина, и чтобы она-была поведана грядущему потомст
ву» (см.: Кодзики — Записи о деяниях древности /П е р ., коммент.
Е . М . Пинус. С П б .: Ш А Р , 1994. С . 32).
162
С этой целью сказитель Х иэда-но А р э выучил наизусть быто
вавшие мифы и предания, записанные затем с его голоса Оно
Ясумаро.
И так, побудительным мотивом к составлению «К одзики», т. е. к
созданию определенной модели прошлого, послужило желание изгнать
ложь и утвердить истину. Каким же образом можно было отличить
истинное от ложного, т. е. решить проблему исторической достовер
ности? В самом тексте «Кодзики» содержатся указания на то, что
вопрос о верифицируемое прошлого уже вставал. Т ак, «император»
Ингё:, желая узнать, кто из подданных ложно возводил свое про
исхождение к богам, а кто — нет, повелел испытуемым опускать руки
в кипящую воду. Предполагалось, что истинным потомкам богов эта
процедура вреда принести не может. Подобное испытание в V III веке
было уже невозможно, равно как была еще невозможна и чисто
литературная полемика. Способом верификации прошлого стала цере
мония освящения текста, что означало в данном случае соблюдение
традиционной процедуры устного порождения текста, т. е. следование
определенным ритуальным нормам, «поскольку истинность определя
ется не достоинствами того или иного “говорящ его”, который не
создает сообщение и лишь “вмещает” его, но априорно приписывается
тексту (по принципу “высеченное на камне, вырезанное на меди, или
написанное на пергаменте, или произнесенное с амвона, или на
писанное стихами, или высказанное на сакральном языке и прочее —
не может быть л о ж н ы м ), то именно в наличии этих признаков, а не
в личности говорящего, черпается уверенность в том, что сообщение
заслуживает доверия»3. В нашем случае это означает, что в обществах
с устной традицией передачи сакральной информации сам текст может
адекватно функционировать и получает статус священного, лишь
будучи передаваем через привычный канал, т. е. через сказителя.
Этим и объясняется столь «непрактичный» способ фиксации текста
«К одзики», который по своему замыслу есть до определенной степени
текст письменный, составленный по заранее определенному плану и
допускающий сознательную обработку (отбор, редакцию) инфор
мации, т. е. создание фактически нового текста.
163
В «К одзики» сочетаются как устный способ порождения текста,
так и письменный. Устный текст обычно предполагает описание
условий его создания, а письменный — его назначения. В П ре
дисловии к «К одзики» содержатся оба подхода. Сам о наличие пре
дисловия есть явление культуры письменной, предполагающей во з
можность хронологического разрыва между временем начала создания
текста и его окончанием, допускающим несовпадение порядка по
рождения с порядком трансляции. Помимо временного параметра,
присутствующего в тексте устном, текст письменный приобретает и
пространственность, которая создает возможность для манипули
рования с его частями.
Будучи зафиксирован письменно, текст «К одзики» мог предназ
начаться для чтения вслух. С другой стороны, особенности записи
«К одзи ки » свидетельствуют, что ввиду искажений, неизбежных при
операции перевода с устного языка на письменный, текст памятника
вряд ли мог с полной адекватностью воспроизводится устно (за
исключением песен, которые были записаны иероглифами в их фоне
тической, а не смысловой функции). Используя текст в качестве
инструмента для различного рода реконструкций, всегда следует иметь
в виду возможность появления некоторой «минус-информации».
С ам Х иэда-но А р э (мы условно считаем это лицо мужчиной;
вопрос о половой принадлежности Хиэда-но А р э продолжает ост
аваться открытым) принадлежал к цеху «сказителей» ( катари-бэ ),
которые осуществляли устную передачу сакральной информации, од
новременно являясь, вероятно, исполнителями и некоторых других
жреческих функций (более поздние источники сохранили сведения об
участии представительниц рода Х и эда в синтоистских ритуалах4, а в
одном раннехейанском источнике указывается, что предком рода была
богиня А м э-н о Удзумэ — одна из ярчайших представительниц ша
манского комплекса синтоизма ).
Х и эда-н о А р э в Предисловии к «Кодзики» описывается в тер
минах, принадлежащих к набору характеристик эпического сказителя:
«отличался ясным умом и обладал замечательной памятью, увиденное
оком — рассказывал языком, услышанное ухом — в сердце з а
164
печатлевал». Предполагается, что подобные сказители могли вы
ступать в качестве воспитателей малолетних членов императорской
фамилии. Впоследствии традиция сказительства получила широкое
распространение в лице бродячих слепых монахов ( бива-хоси).
Повествование «К одзики» представляет собой рассказ о после
довательном появлении на свет божеств (их потомки в мире людей
также вносятся в текст памятника) и об их деяниях. З атем следует
описание правлений «императоров» ( тэнно , сумэрамикото ; перевод
этого термина как «император» — вполне условен), включающее
генеалогию и деяния как их самих, так и основных царедворцев,
получающих право на включение в текст лишь в связи с вовлечен
ностью их в силовое поле истории правящего дома.
Т екст «К одзики» имеет ясно выраженную идеологическую на
правленность: он призван обосновать легитимность правящей динас
тии, а также справедливость положения, занимаемого ныне главами
других влиятельных родов. Иными словами, задача состояла в том,
чтобы создать такую модель прошлого, которая была бы изоморфна
структуре социального настоящего.
В первом свитке повествуется о деяниях божеств, во втором и
третьем — об «императорах». Основным хронологическим модулем
второго и третьего свитков служит правление одного императора
(исчисляемое годами), а первого — нехронометрированная последо
вательность появления на свет «поколений» божеств.
Поскольку мифологическо-летописный свод представляет собой
продукт длительного развития исторического сознания, то невозможно
говорить о единой модели времени для всего памятника. И если в
мифологической своей части время свода — целиком «событийное»,
т. е. образуемое цепью событий, между которыми «время» перестает
существовать, то в исторической (а, вернее, квазиисторической) части
значение датировок несколько возрастает (продолжительность пра
вления; год смерти государя; продолжительность его жизни). Т ем не
менее, говорить о сколько-нибудь последовательном применении по
годного принципа организации «исторического» материала было бы
преждевременно. И хотя давление развитой китайской исторической
165
традиции заставило японских «историографов» прибегнуть к дати
ровке некоторых событий по общему для Дальнего Востока 60-
летнему циклу, вопросы, связанные с созданием абсолютной хроноло
гии, стали волновать их намного позднее (М иёси Киёюки (8 4 7
918) был первым, кто озаботился ей и определил, что от начала
правления полулегендарного Дзимму до девятого года правления
Суйко (601 г.) прошло 1260 лет).
Обилие генеалогической информации, содержащейся в «Кодзи-
ки» (согласно подсчетам Умэдзава И сэдзо, в этом памятнике содер
жится 237 генеалогических сообщений, причем в их число не вошла
наиболее многочисленная группа данных по правящему дому), сви
детельствует, что японцев того времени более всего заботил счет по
поколениям, а не по годам. И в дальнейшем, несмотря на весьма
последовательное и широкое применение исчисления времени по годам
(60-летний цикл, по годам и девизам правления), генеалогический
принцип хронометража продолжал сохранять очень большое значение,
что еще раз подтверждает справедливость соображения о генеало
гическом коде японской истории.
П равления «императоров» охарактеризованы с разной сте
пенью полноты. Д ля некоторых из них приводятся лишь генеало
гические данные, являющиеся единственным элементом, общим
для всех правлений и поэтому структуроформирующим текст. По
всей вероятности, наиболее ранним прототипом летописи послу
жили генеалогические списки (предания), оглашаемые во время
ритуала погребения государя с целью передачи магической силы
следующему правителю.
Хронология первых правителей носит в памятнике полулеген
дарный характер. Только с середины V I века немногочисленные
датировки «Кодзики» начинают более корректно соотносится с дан
ными корейских и китайских источников, а также второго мифоло-
гическо-летописного свода «Нихон сёки» (7 2 0 г.).
Н есмотря на большую и заслуженную известность «К одзики»
как в современной Японии, так и на Западе, следует иметь в виду,
что в древней и средневековой Японии этот памятник практически
не был известен. Его повторное открытие связано с активной
166
филологической деятельностью ученых школы «национального уче
ния» ( кокугаку) на протяжении X V II — X V III веков, явившихся
первыми комментаторами «К одзики». Д о этого времени памятник был
практически выведен из сферы реального интеллектуального и религи
озного опыта. Самый ранний список свода датируется 1373 г., а его
название не упоминается в других источниках. Таким образом, прихо
дится признать, что, хотя текст «К одзики» отражает многие реалии
картины мира древних японцев, влияние его на последующую ранне
средневековую традицию оказалось в лучшем случае ограниченным.
Поэтому вопрос о практическом функционировании памятника явля
ется чрезвычайно сложным. Некоторые ученые даже придерживались
одно время мнения о том, что текст «Кодзики» был составлен в IX
веке. Однако эта точка зрения не разделяется большинством совре
менных исследователей и опровергается тщательным содержательным
и лингвистическим анализом.
О твет на вопрос о причинах такой культурной «забывчивости»
следует, видимо, искать в двух направлениях. Во-первых, свод мог
служить в качестве родовой эзотерической хроники правящего дома.
Во-вторых (и нам такое предположение кажется наиболее перспек
тивным), он мог представлять собой забракованный культурой вари
ант истории Японии. Э то связано с архаической формой порождения
текста (все последующие хроники являются продуктом целиком пись
менного творчества). Наконец, текст «К одзики», по всей вероят
ности, слабо учитывал реальное соотношение сил внутри правящих
кругов и не отражал возросшего влияния тех родов, которые проникли
в структуру родоплеменной аристократии сравнительно недавно. С а
мым ярким примером может служить род Ф удзивара, отпочко
вавшийся от синтоистского жреческого рода Накатоми. К началу V III
века он приобрел значительное влияние при дворе, однако «Кодзики»
обходит его вниманием. Н е содержится в памятнике и никаких сведений
относительно буддизма, который в момент создания «Кодзики» стал
выполнять роль составной части общегосударственной идеологии.
Т аким образом, ценностные установки составителей «К одзики»
были продиктованы той частью правящей элиты, которая в наиболь-
167
шей степени была заинтересована в максимальной консервации прото-
государственных идеологических и социальных структур. Этим, собст
венно, во многом и определяется наш интерес к этому памятнику,
который позволяет проникнуть в духовный мир древних японцев.
А . М ещ еряков
Библиографические ссылки
[Государь Нинтоку]
Государыня.
У них родились дети: О поэ-но И запо Вакэ-но М икото, затем —
Суминоэ-но Н акату Опокими, затем — Тадипи-но Мидупа Вакэ-но
Микото, затем — Воасадума Вакуго-но Сукунэ-но Микото.
Четыре столпа.
Е щ е он взял в жены помянутую выше Каминага Пимэ — дочь
Пимука-но М орогата-но Кими Усиморо. У них родились дети: П ата-
би-но Опоиратуко.
Другое имя —
Опокусака-но Опокими.
169
З атем — Патаби-но Вакииратумэ. Е е другое имя — Н агама
Пимэ-но Микото, еще одно имя — Вакакусакабэ-но Микото.
Два столпа.
170
Г осударыня И па-но Пимэ-но М икото была очень ревнива.
Поэтому она не терпела во дворце других женщин, прислуживающих
государю. А если что было не по ней, приходила в ярость. П р о
слышав о красоте Куро Пимэ, дочери Киби-но А бамэ-но Атапи,
государь призвал ее к себе. Однако она убоялась ревности государыни
и сбежала к себе на родину. Видя с высокой башни, как скрывается
в море лодка Куро Пимэ, государь пропел:
Маленькие лодки
В море открытом.
В одной из них —
17
Масадуко любимая —
Уплывает домой.
Отправляясь в путь
С мыса Нанипа,
Где бьются-переливаются волны,18
Смотрю на мою страну
И вижу:
О стров А п а,19
О стров О ногоро,20
Вижу и остров Адимаса,
Вижу остров С ак э.21
Какая радость —
Вместе с девушкой из Киби
171
Зелень собирать,
Ч то растет
В горах.
Чей муж
Уходит в Я м ато?
Чей муж уходит -
Тайно,
К ак подземный поток?
172
море все листья митуна-касипа, что были в лодке. В от почему это
место называется мысом М иту26. Н е заезж ая во дворец, она на-
27
правила свою лодку вверх по каналу , проследовав по течению реки
Ямасиро. В это время она пропела:
Вверх поднимаюсь
П о реке Ямасиро,
28
Где гора за горой,
Вверх поднимаюсь.
П о берегам реки
Д ерево растет сасибу,29
Д ерево сасибу.
А под ним
Растет
Чистая камелия
С листьями большими.
Как те листья
Блестящие,
К ак те листья большие —
Т ак и ты, мой господин.
173
Пропев так, она вернулась, остановившись на какое-то время в
Тутуки, в доме у Нуриноми, человека из К ара .
Г осударь, узнав, что государыня проезжает через Ямасиро, от-
34
правил тонэри по имени Торияма с такой песней:
Торияма! Догони,
Догони ее, догони ее
В Ямасиро —
М ою любимую жену,
Догони и встреть.
Н а высоком месте
Миморо,
Н а равнине Большого Кабана3 5
В брюхе
Большого кабана,
Возле печени — сердце.
Ведает ли сердце твое
О бо мне?36
Женщина из Ямасиро,
Где гора з а горой,
Деревянной мотыгой
Редьку копает.
Как редька,
Твои руки белы.
Если не делил с тобой подушку,
Скажи, что не знаешь меня.
174
прополз во двор и стал на колени там, вода пролилась ему з а шиворот.
Н а Оми были голубые одежды37 с красным шнуром. Когда дождь
намочил красный шнур, голубой окрасился красным.
Кути-Пимэ, младшая сестра Кутико-но Оми, служила у госу
дарыни. Кути Пимэ пропела так:
Во дворце Тутуки,
Ч то в Ямасиро,
Мой старший брат
Говорит...
Слезы текут.
Женщина из Ямасиро,
Где гора за горой,
Деревянной мотыгой
Редьку копает.
Ш умит.
Говорила шумно —
175
Вот и пришли, вот и дошли -
[М ного нас] — словно деревьев,
Ч то видны отовсюду.
Камышинка
В Я та
Н е имеет побегов.39
Т ак и засохнет?
Бедный камыш!
Поминаю камышинку,
А сказать хочу
О бедной и чистой40
Деве.
Пусть камышинка
В Я та
Н е имеет побегов.
Если мой господин
Считает, что она хороша,
Пусть не имею побегов.
176
[государю]. Т огда государь проследовал туда, где находилась М эд о
ри-но Опокими, и встал у порога ее покоев. В это время М эдори-но
Опокими находилась у ткацкого станка и ткала одежду. Т у т государь
пропел:
М оя госпожа
М эдори,
Кому ткешь
Т ы одежду?
Т ку одежду
Для летающего высоко
Паябуса Вакэ .
Жаворонок
Л етает в небе.
Т ы , Паябуса Вакэ,
Л етаеш ь высоко —
Поймай же трясогузку!43
Крутая,
К ак лестница,
Гора Курапаси...
Н е хватайся з а камни —
Возьми мою руку.
И еще он спел:
177
Х о тя гора Курапаси,
Как лестница,
Крута,
Поднимаюсь вместе с тобой —
° 45
И не кажется она крутой.
Господин Ути,
Полирующий драгоценные камни!
Т ы живешь
Дольше всех на свете. 49
Слышал ли ты
О дикой гусыне, снесшей яйцо,
В стране неба — Я мато?
178
О , сын солнца,
Сияющий в вышине!
Хорош о,
Ч то ты спросил меня,
Правильно,
Ч то ты спросил меня.
Долго я живу
В этом мире,
Н о не слышал никогда,
Чтобы гусыня снесла яйцо
В стране неба —
Ямато.
Мой господин
Будет долго править —
Потому гусь и снес яйцо.
«К арано» пошел
Н а выпаривание соли,
179
А из остатков
Сделали кото.
Тронешь его струны —
Словно водоросли колеблются
Возле скал в Ю р а —
Чисто звучат —
Сая, сая53.
[Государь Ритю:]
180
А ти -н о А тапи сказал: «Суминоэ-но Н акату Опокими поджег
Большой дворец. Поэтому мы бежим в Я м ато». \ огда государь спел
так:
Н а горе Опосака
Встретил деву.
Спросили дорогу —
Н е ходите прямо, сказала.
С казала идти дорогой Тагима.
181
[Мидупа Вакэ-но Микото] вернулся в Нанипа и обманул человека
[из племени] паяпито58 по имени Собакари, который служил у Суми-
ноэ-но Н акату Опокими, сказав ему так: «Если послушаешься меня, то
я стану государем, а ты будешь главным министром и станем управ
лять Поднебесной. Ч то скажешь?» Собакари отвечал: «Будет так, как
ты говоришь». Щ едро одарив людей паяпито, он сказал им: «Убейте
вашего господина». Тайно высмотрев, когда его господин отправился в
отхожее место, Собакари пронзил его копьем насмерть.
После этого [Мидупа Вакэ-но Микото] отправился вместе с
Собакари в Ямато. Когда они достигли горы О посака, он подумал:
«Собакари постарался для меня на славу, но он сделал грязное
дело — убил своего господина. Однако если не награжу его за
службу, обо мне скажут, что я несправедлив. Если же поступлю
справедливо, то в сердце своем буду страшиться его. Поэтому
вознагражу его, но уничтожу его тело».
Поэтому он сказал Собакари: «Сегодня остановимся здесь. П ре
жде дарую тебе звание главного министра, а завтра продолжим путь».
Остановившись у горы, устроили временный дворец и тут ж е при
ступили к пиру. Человеку паяпито было даровано звание главного
министра, и сто чиновников почтили его. Паяпито радовался и думал,
что его желания исполнились. Т ут [Мидупа Вакэ-но М икото] сказал
паяпито: «Сегодня будут пить вино из той же чарки, что и главный
министр». Когда они пили вместе, он предложил пить вино в чаше
[такой большой], что она скрывала лицо.
Принц пил первым, а паяпито — после. Когда паяпито стал пить,
чаша скрыла его лицо и тогда [Мидупа Вакэ-но Микото] выхватил
меч, спрятанный под циновкой, и поразил паяпито в горло. Он
продолжил путь на следующий день. Поэтому это место называется
Т икату-Асука60.
Прибыв в Ямато, он сказал: «Сегодня остановлюсь здесь и
совершу обряд очищения61. Н а следующий день отправлюсь дальше и
совершу моление в храме». Поэтому это место называется Топоту-
А сука. Затем он добрался до храма Исо-но Ками и велел передать
государю: «Т во е повеление по умиротворению выполнено. Я пришел
182
и жду тебя». Тогда государь призвал его и говорил с ним. В это время
государь впервые назначил главного казначея63 — А ти-но Атапи и
даровал ему землю.
В это же правление [роду] Вакасакурабэ-но Оми было даровано
имя Вакасакурабэ, [роду же] Пимэда-но Кими было даровано кабанэ
[Кими] и он стал называться Пимэда-но Кими. И еще были учреж
дены И парэ-бэ.
П рожил же государь шестьдесят лет и еще четыре года 64 .
Он скончался третьего дня первой луны
девятого года Обезьяны65.
Е го гробница находится в М озу.
[Государь Х ан дзэй ]
183
[Государь Инге:]
184
78
дарь кукабэ перед [божеством] Амакаси-но Котоясо Магатупи и
привел в порядок все имена и титулы в Поднебесной. Е щ е он учредил
кару-бэ в виде минасиро для престолонаследника Кинаси-но Кару.
О сака-бэ в виде минасиро были учреждены для государыни. К апа-бэ
в виде минасиро были учреждены для младшей сестры государыни по
имени Тави-но Н акату Пимэ. Государь прожил семь десятков и еще
восемь лет.
Он скончался пятнадцатого дня первой луны первого года Лошади79.
Е го гробница находится в Н агаэ в Вэга, что в Капути.
П осле того, как государь скончался, престолонаследник Кинаси-
но Кару должен был наследовать небесному солнцу, но до того, как
он занял престол, он незаконно спал со своей младшей сестрой
Кару-но Опоиратумэ. Он пел так:
Ноги устали80 —
О брабатываю поле в горах.
Гора высока,
П од землею бежит вода.
Т айно ходил на свидания
К о своей сестре.
Тайно плакал
П о своей жене.
Н очью сегодняшней
Т ела ее нежно коснусь.
185
Как скошенные травинки,
Если высплюсь-насплюсь...
82
Э то — песни пинабури-но агэута .
П о этой причине чиновники и люди в Поднебесной отвернулись
от престолонаследника Кару и повернулись к принцу А напо83. П ре
столонаследник Кару испугался, скрылся в доме Опомапэ Вомапэ
Сукунэ-но Опооми и вооружился.
Стрелы, сделанные в это время, были с медными наконечниками. Поэтому эти
84
стрелы называли стрелы-кару .
Выйди, спрячься
Под воротами,
Опомапэ Вомапэ
Сукунэ. Подождем,
П ока кончится дождь.
Упал колокольчик
С о шнура штанов
Придворного.
Ш умит придворный,
А деревенщине — нельзя!86
87
Э та песня называется мияпито-бури .
П ропев так, [Опомапэ Вомапэ Сукунэ] подошел ближе и сказал:
« О , сын моего государя! Н е поднимай оружия против своего старшего
брата. Если ты поднимешь оружие, люди непременно будут смеяться.
186
Я сам поймаю и доставлю его тебе». Тогда [Анапо-но М ико]
распустил войско и ушел. Опомапэ Вомапэ Сукунэ схватил пре
столонаследника Кару и привел его к нему. Когда его схватили,
престолонаследник спел так:
88
Л етящ ая по небу
Девушка Кару!
Громко заплачу —
Люди узнают.
Тайно плачу и плачу —
Как голуби
Н а горе Паса.
Л етящ ая по небу
Девушка Кару!
Приди ко мне тайно —
Выспись и уходи.
Девушка Кару!
Если я, господин,
Буду изгнан на остров,
Е сть много кораблей,
Н а которых можно вернуться.
Н е трогайте мою циновку!
Х о т ь на словах говорю
187
О циновке, хочу сказать:
Н е трогайте мою жену!
Н е наступай
Н а раковины устриц
93
Н а берегу Апинэ ,
94
Покрытом летней травой .
Рассветет — тогда уходи.
Твой уход...
Много дней протекло.
Дерево яматаду...
Отправляюсь искать.
Ж дать не могу, ждать.
Дерево яматаду называется теперь миятукоги.
В горах Патусэ,
В стране, где хоронятся ,
Н а больших пиках
Подняты стяги,
Н а малых пиках —
97
Подняты стяги .
В большом и малом
Решил довериться тебе,
Жена любимая.
И когда лежмя лежишь,
98
Как лук из туку ,
И когда стоймя стоишь,
К ак лук из адуса 99,
Буду смотреть за тобой,
Жена любимая.
188
И еще он спел так:
В верховьях
Реки П атусэ,100
В стране, где хоронятся,
Установлен священный шест ,
В низовьях —
Установлен правильный шест.
Н а священном шесте
Повешено зеркало,
Н а правильном шесте —
Повешен драгоценный камень.
Любимая — мой
Драгоценный камень,
Жена — мое
Зеркало.
Если б сказали,
Ч то здорова ты,
Заскучал бы о родной стороне,
Пошел бы домой.
Когда он спел так, они убили себя102.
. 103
Э ти две песни называются ёми-ута .
[Государь А нко:]
189
Опопатусэ-но Мико. Д оставь ее». Опокусака-но Опокими покло
нился четыре раза и сказал: «Я предполагал, что может выйти такое
повеление. Поэтому я никуда не отсылал ее, держал здесь. С
почтением преподношу ее в соответствии с повелением». Думая,
однако, что было бы невежливым ответить [только] словами, он от
107
имени своей сестры в благодарность подарил корону с каменьями .
Н э-н о Оми похитил эту корону с каменьями, посланную в
благодарность, и оклеветал Опокусака-но Опокими: «Опокусака-но
Опокими ослушался государева повеления. О н сказал так: “ Р азве моя
младшая сестра — подстилка для равного ей?” С казав так, он
схватился за свой меч и пришел в ярость».
Государь сильно разгневался, убил Опокусака-но Опокими, а его
главную жену, Нагата-но Опоиратумэ108, взял себе и сделал госуда
рыней.
Ч ерез какое-то время после этого государь почивал днем на
божественной постели*09. Он сказал государыне: «Т еб я что-то бес
покоит?» О на отвечала: «Я окружена теплой заботой государя. Что
же может беспокоить меня?» Сыну государыни от прошлого мужа,
М аёва-но Опокими, было тогда семь лет. В это время он играл внизу.
Государь не знал, что юный принц играл внизу, и сказал государыне:
«М еня постоянно беспокоит то, что когда твой сын, М аёва-но
Опокими, вырастет, он может узнать, что я убил принца, его отца, и
тогда в сердце его зародится злоба».
Игравший внизу М аёва-но Опокими подслушал его речи. Тайно
дождавшись, когда государь заснет, он взял меч, который лежал возле
него, перерезал ему горло и скрылся в доме у Т убура Опоми.
Государю было пять десятков и еще шесть лет110. Е го гробница
находится в Фусими, что в Сугапара.
Опопатусэ-но Мико был тогда еще юношей. Узнав о том, что
случилось, он пришел в гнев и ярость, отправился к своему старшему
брату Куропико-но Опокими и сказал так: «Государь убит. Ч то будем
делать?» Куропико-но Опокими оставался спокоен, [ибо] был ленив.
Т огда Опопатусэ-но Опокими стал ругать старшего брата, сказав так:
«К ак ты можешь оставаться безучастным, услышав, что государь —
190
твой старший брат — убит? Как ты можешь оставаться спокойным и
ничего не предпринимать?» Схватив его за воротник, он вытащил его
наружу, обнажил меч и убил его.
З атем [Опопатусэ-но Мико] отправился к своему старшему брату
Сиропико-но Опокими и снова рассказал ему о том, что случилось.
Н о он оставался безучастен, как и Куропико-но Опокими. Схватив
его за шиворот, он вытащил его наружу и привел в Вопарида. Т ам он
выкопал яму, поставил в нее [Сиропико-но Опокими] и стал зак а
пывать его. Когда он закопал его по грудь, оба глаза его вывалились,
111
и он умер.
Потом [Опопатусэ-но Мико] поднял войска и окружил дом
Тубура Опоми. Т ам тоже подняли войско и стали биться. Стрелы
летели, как осыпающиеся [цветы] тростника.112 Тогда Опопатусэ-но
Опокими взял копье и, используя его как посох, заглянул внутрь
[дома] и сказал: «З д есь ли та девушка, с которой я говорил?»
Услышав эти слова, Тубура Опоми вышел наружу, бросил оружие,
что было у него, восемь раз поклонился1'4 и сказал: «М оя дочь К ара
Пимэ, которую ты посещал на днях, находится здесь и будет служить
тебе. Вместе с ней я преподношу тебе миякэ115.
Миякэ в пяти деревнях — это нынешние люди сонопито116 в пяти деревнях,
что в Кадураки.
П ричина же, по которой я сам не вышел к тебе, такова: со времен
древних известно, что оми и мурази могут скрываться в доме принца,
с 117
однако не известно нам, чтобы принц скрывался в доме оми.
П оэтому думаю я, что даже если я, низкий Опоми, буду биться изо
всех сил, победить не смогу. Н о не брошу принца, пришедшего за
помощью в мой недостойный дом, даже если это будет стоить мне
жизни».
С к азав так, он снова взял оружие, вернулся обратно и стал
сражаться. Н о силы его истощились, кончились стрелы, и он сказал
принцу: «Руки мои покрыты ранами, стрелы кончились. Больше
сражаться не могу. Ч то будем делать?»
191
Принц отвечал: «Т у т уж ничего поделать нельзя. Убей меня!»
Т огда [Тубура Опоми] взял меч и убил принца, а себе перерезал
горло.
Ч ерез какое-то время Карабукуро, предок Апуми-но Сасаки-но
Яма-но Кими, сказал так: «Н а равнине Каяно в Кутавата, что в
Апуми, есть много оленей. [И х так много, что] ноги их подобны
зарослям чернобыльника, торчащие же вверх рога подобны высохшим
соснам». Т огда [Опопатусэ-но Опокими] взял с собой Итинопэ-но
118
Осипа-но Опокими и проследовал в Апуми. Когда добрались до
этой равнины, каждый из них построил временный дворец и оста
новился там. Н аутро, когда еще не вышло солнце, Осипа-но Опокими
с чистым сердцем подскакал ко временному дворцу Опопатусэ-но
Опокими и сказал людям Опопатусэ-но Опокими так: «О н еще спит?
Сейчас же скажите ему, что уже рассвело. П ора отправляться на
охоту». С к азав так, он ускакал. Н о люди Опопатусэ-но Опокими
сказали ему: «П ринц ведет странные речи. Нужно быть настороже.
И еще: нужно взять с собой оружие»119. Тогда [Опопатусэ-но
Опокими] под платье поддел доспехи, взял лук со стрелами и вскочил
на коня. Когда их кони поравнялись, он достал стрелу, выпустил ее в
Осипа-но Опокими и свалил его на землю. Потом изрубил его,
сложил [останки] в лохань для кормления лошадей и зары л их в
землю.
Услышав о случившемся, сыновья Итинопэ-но Опокими, Окэ-но
120
Опокими и Вокэ-но Опокими (двое) скрылись. Когда они прибыли
в Карипави, что в Ямасиро, и приступили к трапезе, к ним подошел
121
старик с татуировкой на лице и отобрал у них еду. Д вое принцев
сказали: «Н ам еды не жалко. Н о скажи — кто ты такой?» Т от
отвечал: « Я — Викапи из Ямасиро». Потом они переправились через
реку Кусуба и добрались до земли Парима. Войдя в дом жителя этой
земли по имени Сизиму, они укрылись там. И х стали использовать
[как скотников] — они присматривали з а лошадьми и коровами.
192
[Государь Ю :ряку]
Детей не было.
193
передать ей так: «Э ту диковинную вещь я обрел сегодня по дороге.
Э то — свадебный подарок». С казав так, подарил.
Вакакусакабэ-но Опокими велела передать государю так: «Очень
128
страшно, что ты идешь, имея солнце за спиной . Лучше я пойду
прямо [в твой дворец] и буду служить тебе». Поэтому он отправился
во дворец и [по пути туда] взошел на гору и спел так:
В горных долинах,
Зд есь и там,
М ежду горами в Кусакабэ
Н а этой стороне
И горами в Пэгури,
Где тростниковые циновки,
Стоит развесистый дуб
С широкими листьями.
П од ним ствол к стволу
Растет бамбук.
А вверху растет
Буйный бамбук.
Ствол к стволу —
М ы не спали так.
Буйный бамбук —
М ы не спали так хорошо.
Н о потом будем тесно спать,
Любимая жена!
194
Акавико почтительно ждала государя, и так прошло восемьдесят
лет. И тогда Акавико подумала: «М ного лет прошло, пока я ждала
повеления государя. Т ело стало худым и увяло, надежды больше нет.
Н о если не покажу, как я ждала, не смогу побороть печаль». Подумав
так, она приказала поставить сотни столов с подарками и пришла,
чтобы преподнести их [государю]. Государь же уже забы л о своем
обещании. Он спросил Акавико: «К ак тебя звать, старуха? Зачем ты
пришла?» А кавико отвечала: « В такой-то год и месяц я получила
повеление государя и почтительно прождала восемьдесят лет до
сегодняшнего дня. Теперь я стала старой, и надежды больше нет. Н о
я пришла затем, чтобы ты увидел мое [верное] сердце».
Государь был очень удивлен: « Я уже забыл об этом. Н о ты
оставалась верной мне и ждала меня, попусту растратив свои лучшие
годы. Я очень сожалею». В глубине сердца он задумал взять ее в
жены, но поскольку она была очень стара, не смог жениться на ней.
Жалея ее, он подарил ей песню. В песне говорилось:
П од дубами,
П од запретными дубами
В М иморо129 —
Девушка, запретная
Как дубрава.
Поле П икэта,130
Где роща молодых каштанов.
Была б она молода —
Я бы спал с ней.
Н о она состарилась.
В Миморо стоит
Священная изгородь.
195
Долгие годы служила [богам].
Н а кого положиться мне,
Служительнице богов?
В заливе Кусака —
Растут лотосы,
Цветущие лотосы.
Люди, молодые телом, —
Как ненавижу я вас!
Н а помосте
Пальцы божества
Перебирают струны кото.131
Девушка танцует.
Пусть так будет всегда.
Кто-то
Доложил государю:
Н а пике Вомуро,
196
Ч то в Ёсино,
Л еж ат кабаны и олени.
Правящий с миром
Н аш государь
Поджидал на помосте
Кабанов и оленей.
И тогда слепень
Проник к его руке,
Обернутой белым рукавом.
Н о стрекоза тут же
Проглотила его.
Потому дали
Стране неба —
Я мато —
Т акое название:
132
О стров Стрекозы.
Убоявшись пыхтения
Кабана,
Раненого кабана,
Правящий с миром
Н аш государь
Скрылся в ветвях —
Взобрался на ольху,
133
Что растет на холме.
197
Они походили на сопровождающих государя: их одежды и облик
были таковы, что их было невозможно отличить [от сопровождающих
государя].
Увидев их, государь спросил: «Кроме меня в стране Я м ато нет
государя. Ч то это за лю ди?» Ему ответили так же, как он спросил.
Государь пришел в страшную ярость и натянул лук. Его сопро
вождающие тоже натянули луки. Тогда и те люди тоже натянули
луки. Т огда государь сказал еще раз: «Скажите ваши имена. Все
назовем наши имена и выпустим стрелы». О твет был таков: «Т ы
спросил меня первым. Поэтому назову свое имя сначала я. Я — бог
слова. Плохие дела решаю одним словом, хорошие дела решаю одним
словом. Я — Кадураки-но Питокотонуси-но О поками».135
Т у т государь испугался и сказал: «М не страшно. Я не знал, что
моего великого бога можно увидеть». С казав так, почтительно пре
поднес [богу] свой великий меч, лук и стрелы, а также одежды
сопровождающих, которые он повелел им снять с себя. Т у т П ито
котонуси-но Опоками хлопнул в ладоши и принял подношения. Когда
государь стал возвращаться, великий бог проводил его от вершины
горы и до подножия горы Пацусэ. Т ак Питокотонуси-но Опоками
впервые обнаружил себя.
И еще, когда государь отправился в Касуга, чтобы взять в жены
Водо Пимэ, дочь Вани-но Сатуки-но Оми, он встретил по дороге
одну девушку. Завидев его, она убежала на холм и скрылась там136.
Поэтому [государь] сложил песню. В песне говорилось:
198
преподнесла ему большую чашу вина. И тогда лист со столистного
дерева цуки упал в чашу с вином. Унэмэ не заметила, что в чаше
плавает лист, и поднесла праздничное вино. Государь увидел лист,
плавающий в чаше, велел Унэмэ лечь и приставил меч к горлу,
собираясь пронзить ее. Тогда Унэмэ сказала государю: « Н е губи
меня! М не есть что сказать тебе». С казав так, она спела:
Д ворец Писиро
В Макимуку,137
Дворец, где сияет
Утреннее солнце,
Дворец, где блистает
Вечернее солнце,
Дворец, где много
Корней бамбука,
Дворец, где корни
Деревьев глубоко,
Дворец, воздвигнутый
Н а плотной земле.
138
Зала из древесины пи,
Д ерева прекрасного —
Э то зала Праздника первых плодов,
А возле — растет
М ощное дерево туки.
Е го ветви, верхние ветви,
Покрывают небо,
Средние ветви
Покрывают восточные земли,
Нижние ветви
Покрывают дальние земли.
Листья на концах ветвей,
Верхних ветвей,
199
Ниспадают, касаются
Средних ветвей.
Листья на концах ветвей,
Средних ветвей,
Ниспадают, касаются
Нижних ветвей.
Листья на концах ветвей,
Нижних ветвей,
Падают, плавают
Как масло
В драгоценной чаше, 139
Поднесенной
Девушкой из Мипэ
В шелковых одеждах,
И вода бурлит, бурлит.
И это тоже —
Т ак внушительно,
Сын солнца,
Сияющего высоко.
Вот так
Говорится
О б этих делах.
Н а высоком месте
В Ямато,
Н а приподнятом месте —
М есто встреч.
Возле залы Праздника первых плодов
Стоит-растет
200
Священная камелия
С широкими листьями.
Как ее листья
Широкие,
К ак ее цветы
Сияющие —
Т ы , сын солнца,
Блистающий высоко.
Поднесите ему
Праздничного вина!
Вот так
Говорится
О б этих делах.
Придворные
Большого дворца —
140
В наплечных платках,
Словно перепела,
Как трясогузки
141
С о скрещенными хвостами,
К ак воробьи в саду,
Сбившиеся в стаю,
Сегодня —
Пенятся вином
Придворные
Д ворца солнца,
Блистающего высоко.
В от так
Говорится
О б этих делах.
142
Эти три песни называются амагатари-ута .
201
Н а этом пиру Мипэ-но Унэмэ превозносили и множество по
дарков было сделано ей.
В день, когда был этот пир, Касуга-но Водо Пимэ преподнесла
праздничное вино, и государь пропел так:
Дочь оми,
Водолея,143
Держит бутыль.
Держи бутыль,
Держи ее крепко!
Крепко держи,
Крепко сжимай —
Девушка, держащая бутыль!
144
Э та песня называется уки-ута .
Водо Пимэ преподнесла песню. В песне говорилось:
Правящий с миром
Мой государь
Каждое утро
Опирается,
Каждый вечер
Опирается
О подлокотник.
Х отела б быть
Той самой доской!
О , мой брат!
202
[Государь Сэйнэй]
Мой воин
Любимый носит
^47
Меч у своего бедра.
Рукоятка его —
В красной глине,
Н а перевязи его —
Красный стяг.
203
Когда завидят красный стяг —
Прячутся за гребнями гор,
Где срезают бамбук —
Макушки его ложатся ровно,
Словно восемь струн кото.
Правил ли Поднебесной
Итинопэ-но Осипа-но Опокими —
Сын государя И з аповакэ148,
О т которого происхожу я!
Н а дальней стороне
Большого дворца
150
Рушатся углы.
Дворцовый плотник
Был неумел — вот
И рушатся углы.
204
Нерешительно
Повелителя сердце —
Вот и не может пройти
З а восьмислойный плетень
[Владений] О ми.151
Гляжу на отмель —
Гребни соленых волн.
Резвится тунец.
153
Н a его плавниках
Стоит моя жена.
Плетень повелителя-принца
С вязан в восьми местах,
С вязан повсюду.
Н о и этот плетень
М ожно разрушить. Н о
И этот плетень можно поджечь. 154
205
Здесь принцы стали уступать друг другу право править Поднебесной.
Окэ-но Микото уступал младшему брату Вокэ-но Микото, говоря так:
«Если бы ты не назвал наши имена, когда мы жили в доме Сизиму в
Парима, мы не стали бы правителями Поднебесной. Т ак случилось
только благодаря тебе. Поэтому хоть я и старший брат, править П од
небесной первым тебе». Сказав так, твердо настаивал на своем. Вокэ-но
Микото не смог отказаться, и первым Поднебесной правил он.
Сын Изаповакэ-но Опокими и Итинопэ-но Осипа-но Опокими,
Вокэ-но Ипасувакэ-но Микото156, пребывал во дворце Такату-Асука и
правил Поднебесной восемь лет. Государь взял в жены дочь Ипаки-но
Опокими по имени Нанипа-но Опокими. Детей у них не было.
Когда государь искал останки своего отца, Итинопэ-но Опокими,
простая старуха из земли Апуми подошла к нему и сказала: «Только я
знаю, где похоронены останки принца. Его можно опознать по зубам».
Его зубы были растроенными, как стебли сакикуса.157
206
Окимэ,
Окимэ из Апуми,
З ав тр а
Скроешься за горами
И не увижу тебя!
А еще искали старика по имени Викапи159, который похитил еду,
когда государя постигла беда, и он скрывался. Его нашли и привели.
Е го казнили у реки Асука. Всем его родственникам перерезали
сухожилия на ногах. Поэтому и сейчас, когда его потомки бываю т в
Я мато, они непременно начинают хромать. Т о место, где был об
наружен старик, назвали Симэсу.
Государь [К эн зо:] сильно возненавидел государя Опопатусэ ,
который убил его отца-принца. О н решил отомстить духу покойного.
Задум ав разрушить гробницу государя Опопатусэ, он отправил туда
людей. В это время его старший брат, О кэ-но Микото, сказал так:
«Н ел ьзя посылать других, чтобы разрушить гробницу. Я сам от
правлюсь туда и, в соответствии с волей государя, разрушу ее и
вернусь». Государь рек: «Отправляйся и сделай, как сказал».
Т огда О кэ-но Микото отправился туда и возле гробницы вырыл
маленькую ямку. Вернувшись обратно, он докладывал: «[Гробница]
сры та». Н о государю показалось странным, что он вернулся так
быстро, и он спросил [О кэ-но М икото]: «К ак же ты разрушил ее?»
Т о т отвечал: «Выкопал немного земли возле гробницы». Государь рек
так: «Ч тобы отомстить за принца-отца, я непременно хотел срыть всю
гробницу. Отчего же ты выкопал только немного [зем ли]?» [О кэ-но
М икото] отвечал: «Желание отомстить духу покойного за то, что он
поступил жестоко с нашим принцем-отцом, — справедливо. Государь
Опопатусэ поступил жестоко с отцом, но он наш дядюшка . И ,
кроме того, он — государь, правивший Поднебесной. Если мы будем
охвачены только желанием отомстить з а отца и разрушим гробницу
государя, правившего Поднебесной, то люди в будущем проклянут
нас. Н о нельзя и не отомстить врагу принца-отца. Поэтому я выкопал
небольшую ямку возле гробницы163. Этого бесчестия достаточно для
того, чтобы дать знать людям будущего, [что случилось]». Т ак он
сказал. Т огда государь рек: «Верно говоришь. Д а будет так».
207
Поэтому когда государь скончался164, О кэ-но Микото наследовал
небесному солнцу.
Прожил государь три десятка и еще восемь лет. О н правил
Поднебесной восемь лет. Его гробница находится на холме Ипатуки
в Катавока.
[Государь Нинкэн]
[Государь Бурэцу]
208
скончался, не было принца, чтобы наследовать солнцу. Поэтому
потомок государя Помуда168 в пятом колене, Воподо-но М икото, был
доставлен из земли Тикату-Апуми, и вместе с Тасирака-но М икото
ему была дарована Поднебесная.
[Государь Кэйтай]
Два столпа.
Она была
государыней.
209
Е щ е он взял в жены Куро Пимэ, дочь Саката-но Опомата-но
Опокими. У них родились дети: Камусаки-но Иратумэ, затем —
Умакута-но Иратумэ.
175
Три столпа.
Затем он взял в жены Сэки Пимэ, дочь Мамуда-но Мурази
Вомоти. У них родились дети: Мамуда-но Иратумэ, затем — Си-
расака-но Икупи-но Иратумэ, затем — Н о-но Иратумэ, другое ее
имя — Н агамэ Пимэ.
Три столпа.
210
Он скончался девятого дня четвертой луны четвертого года Овна177.
[Государь Анкан]
[Государь Сэнка]
211
i
Понопо-но Опокими.
Предок Сипида-но Кими.
Эпа-но Опокими.
Предок Вина-но Кими и
Тадипи-но Кими.
[Государь Киммэй]
212
каго-но Опокими, затем — Ямасиро-но Опокими, затем — младшая
дочь Опотомо-но Опокими, затем — Сакурави-но Юмипари-но О п о
кими, затем — Мано-но Опокими, затем — Татибана-мото-но Ва-
куго-но Опокими, затем — Нэдо-но Опокими.
Тринадцать
столпов.
[Государь Бидацу]
213
ми, затем — Т ам э-н о Опокими, затем — С акурави-но Ю мипари-
но Опокими.
Восемь столпов.
Е щ е он взял в жены Вогумако-но И ратумэ, дочь И сэ-н о
О п ока-но О бито. У них родились дети: Путопимэ-но М икото,
затем — Т акара-н о Опокими, ее другое имя — Н укадэ П имэ-но
М икото.
Два столпа.
Е щ е он взял в жены Пиропимэ-но Микото, дочь Окинага
М атэ-но Опокими. У них родились дети: престолонаследник Осисака
Пикопито, его другое имя — М ароко-но Опокими, затем — Са-
канобори-но Опокими, затем — Удзи-но Опокими.
Три столпа.
Четыре столпа.
Два столпа.
214
Е щ е он взял в жены свою единокровную сестру Ю мипари-но
Опокими. У них родились дети: Ямасиро-но Опокими, затем —
Касанупи-но Опокими.
Два столпа.
215
[Государь Сусюн]
[Государыня Суйко]
217
7 Тадипи-но Мидупа Вакэ-но Микото — государь Х ан д з эй
(4 0 6 - 410).
218
«Окинув взглядом все четыре стороны» — вероятно, имеется в
виду ритуал «оглядывания страны» ( куними), с помощью которого
государь подтверждает свое право на обладание унаследованной им
территорией.
16
« П равление мудрого государя» — выражение характерно для
китайской исторической традиции. С р. также аллюзию на этот эпи
зод, окрашенный типично конфуцианскими тонами, в Предисловии
Ясумаро (см.: Кодзики — Записи о деяниях древности /П е р ., ком-
мент. Е . М . Пинус. С П б .: Ш А Р , 1994. С . 30, далее — т. 1).
17
М асадуко — по всей вероятности, другое имя Куро Пимэ. Или
же Нинтоку использует здесь песню, сочиненную кем-то ранее по
другому случаю.
21
«В и ж у и остров Адимаса, //В и ж у остров С а к э » — упо
минаний о двух этих островах больше нет. Поскольку первые два
острова встречаются в креативном мифе об И занаги-Изанами и тоже
не имеют географической привязки, можно предположить, что и они
219
представляют собой осколок неизвестного нам мифа. Данную песню
относят обычно к разряду куними. Или, возможно, она должна была
создать впечатление приближения к желанной девушке из Киби.
22
« В сторону Я м ато» — вариант этой песни есть в «Т анго
фудоки» (см.: Ф удоки. Т . 2. Токио, 1958. (Н ихон котэн бунгаку
тайкэй) [Главные произведения японской классической литературы].
С . 4 7 4 ).
23
Митуна-касипа — растение, листья которого использовались
как чаши для винопития. П о поводу идентификации этого растения
существуют разные мнения. Одни считают его дубом (см.: Kojiki
/T ran sl., Introduct., N otes by D . L . Philippi. Princeton; Tokyo, 1969. P.
517), другие — растением какурэ-мино (семейство аралии пяти
цветной, Acanthopanax Sieboldianum Makno).
28
«Где гора з а горой» — макура-котоба для реки Ямасиро.
Сущ ествует несколько версий расшифровки. М ы выбрали данный
220
способ перевода, поскольку в «М ан ъ ё:сю » этот термин записывается
иероглифами «продолжаться-пик-перевал».
34 '
Тонэри — лица мужского пола, находившиеся в услужении у
государя или кровных принцев.
221
36 «В едает ли сердце твое / / О б о мне?» — или ж е «думаем ли
мы друг о друге в наших сердцах?» Единственная в этой серии песня,
которая отсутствует в «Нихон сёки».
37
«Голубые одежды» ( аводзури ) — одежды, окрашенные с
помощью прикладывания к материи индиго.
38
«С7ти шесть песен... называются ситуута-но утапикапэ-
си» — в тексте «К одзики» приводится семь песен. Ситуута —
«песня ситу». Сит у может означать либо «тихий», «спокойный» (и
тогда данный вид песен связывают с обрядом усмирения духов —
тама сидзум э), либо «грубый», «неотесанный» (и тогда ситуута
будет означать «простонародная песня»). Утапикапэси значит «в о з
вращенное пение», «возвращенная песня». Вероятно, имеется в виду
нечто подобное песенной «перекличке» — явление, хорошо известное
и в других традициях.
39
« Н е имеет побегов» — Ята-но Ваки Иратумэ была бездетна
(см. С . 170). Согласно «Нихон сёки», она стала государыней после
смерти Ипа-но Пимэ (Астон. С . 2 8 9 ).
222
44 «К рутая, / / К а к лестница, //Г о р а Курапаси» — «крутая, как
лестница» является постоянным эпитетом к кура («ск лад », «хр а
нилище»), а также к другим словам, начинающимся с кура.
47
«Дикая гусыня снесла на острове яйцо» — поскольку эти
птицы (кари) гнездятся в Северной Азии и Северной Америке и
прилетают в Японию поздней осенью, они обычно откладывают яйца
вне пределов Японии.
223
52 «Звук... был слышен за семь ри» — т. е. очень далеко: ри мера
длины, равная 3927 м.
57
«Поджег Большой дворец» — «Нихон сёки» утверждает, что
ссора произошла из-за соперничества братьев за Куро Пимэ (см.:
Аст он. С. 301 - 302).
224
61 «Совершу обряд очищения» — чтобы очиститься от риту
альной скверны, навлеченной на него убийством паяпито.
66 v
«Д евять сяку и два с половинои суна» — ср. похожее
утверждение относительно государя Кэйко: (см. 2-й свиток, гл.
[Государь Кэйко:]).
225
71
О сисака-но Опонакату Пимэ-но Микото — эта принцесса и ее
брат были внуками государя О :дзин (2 7 0 — 310).
73
Анапо-но Микото — будущий государь Анко: (4 5 3 — 4 5 6 ).
77
«П риш ли в беспорядок и перепутались» — проблема аутен
тичности родства начиная с этого времени становится для япон
ского общ ества одной из центральных (подробнее см.: Мещеряков
А. Н. Э волю ция синтоистского пантеона и социальная история
Японии V I — V III вв. //С о в е т с к а я этнография. 1978. № 5. С .
134 - 140).
226
78
Кукабэ — вероятно, сосуды с кипятком, в которые испы
туемые должны были опускать руки. Предполагалось, что лжец не
сможет вынести испытания. Более подробно этот эпизод описан в
«Н ихон сёки» (Астон. С . 316 — 317).
79
«П ервы й год Лош ади» — 454 г. «Нихон сёки» датирует
смерть Ингё: 453 г.
81 о
Сирагэ-ута — песня, последняя строка которой исполняется
более высоким тоном и повторяется.
82
Пинабури-но агэута — песня пинабури, которая исполнялась
более высоким тоном (о песне типа пинабури ( хинабури) см. т. 1,
примеч. 257. С . 190). П о всей вероятности, в данном случае две
самостоятельные песни были соединены в тексте «К одзики» в одну.
83 о
« К принцу А напо» — брат принца Кару, будущий государь
А нко:.
85
«С трелы -анапо» — стрелы с металлическим наконечником,
которые вытеснили такое же оружие, но с медным наконечником к
концу курганного периода — ко:фун (III — V I вв.).
86
« А деревенщине — нельзя!» — считается, что эта песня
принадлежит к кругу утагаки. У придворных шнуром с колоколь
чиком подвязывались штаны у колен. Падение колокольчика счи
талось дурным знаком. В данном контексте падение колокольчика,
видимо, ассоциируется с неправедным поведением Кару и его бегст-
227
вом. В именовании Кару «деревенщиной» ( сатоб и то ) содержится
намек на то, что его поступки не соответствуют его статусу.
94
«П окрытом летней травой» — макура-котоба к топониму
Апинэ.
228
внимание созвучие яматаду с заключительным словом в этой песне
м атази («н е мочь ж дать»).
101 / \ и
«Священный шест» ( икупи) — шест, использовавшимся в
синтоистских ритуалах в качестве аналога «мирового древа», на
который вешались зеркало и драгоценный камень. Считалось, что
призываемые божества спускаются на этот шест.
102
«О ни убили себя» — наиболее раннее свидетельство риту
ального «двойного самоубийства», широко распространенного в пе
риод сёгуната Токугава (1603 — 1867).
229
105 Сакамото-но Оми — см. 2-й свиток, гл. [Государь К о:гэн].
108
Н агата-но Опоиратумэ — родная сестра Анапо-но Мико.
230
114 «Восемь раз поклонился» — здесь «восемь» употреблено в
значении множественности. См. также т. 1, коммент. 16 и 30.
120
«О кэ-н о Опокими и Вокэ-но Опокими» — будущие государи
Нинкэн (4 8 8 — 4 9 8 ) и Кэнзо: (485 — 4 8 7 ).
121'
« С тарик с татуировкой на лице» — татуировка использо
валась, во-первых, как средство наказания и, во-вторых, как знак
принадлежности к определенным социальным группам.
231
123
«Л ю ди из К урэ» — переселенцы из царств У в Китае.
124
«П однялся на гору и оглядел страну» — другой пример
совершения обряда куними (см. также описание куними в гл.
[Государь Нинтоку] и коммент. 13).
126
«Д ом, похожий на дворец государя!» — данный пассаж
указывает, что на постройку домов такого типа существовали опре
деленные социальные ограничения.
127
«П окрыл материей белую собаку» — белые животные (н а
пример, олень) считались священными.
128
«О чень страшно, что ты идешь, имея солнце за спиной» —
другой пример запрета нахождения государя спиной к западу см. 2-й
свиток, гл. [Государь Дзимму].
130
«П оле П икэта» — Акавико происходила из рода Пикэтабэ.
132
«О стров С трекозы » — Акидусима (Аки-цу-сима). О дно из
названий земли Ямато, упоминающееся в Предисловии Ясумаро, гл.
232
1, п. 7 (см. т. 1. С . 3 0 ). Первоначально — местность в окрестностях
соврем. города Н ара. Потом было распространено на все «внутренние
провинции» (Кинай) и страну в целом. Акиду означает «осенняя
бухта». Термин сима («о стр о в») мог также употребляться и приме
нительно к топонимам, обозначавшим местность, удаленную от моря.
В данной песне приводится народная этимология этого топонима.
Версия этой песни в «Нихон сёки» утверждает, что даже стрекозы
преданно служат государю.
134
«Голубые одежды с красными поясами» — в одежды этих
цветов облачались во время важнейших синтоистских церемоний.
233
139 «Л истья... падают, плавают / / К а к масло / / В драгоценной
чаше» — в этой песне, начинающейся с похвалы государю и его
дворцу, Унэмэ умело объединяет концепцию «мирового древа» с
креативным мифом (« в то время, когда земля еще не вышла из
младенчества, и, подобно выплывающему маслу, медузой носилась [по
морским волнам]...» — см. т. 1. С . 38), чем и заслуживает прощение
Ю :ряку.
144
Уки-ута — уки означает «чарка», у т а — «песня».
234
148 И заповакэ — государь Ритю:.
235
157 «Е го зубы были растроенными, как стебли сакикуса» —
неизвестно какое растение имеется в виду. В любом случае под
разумевается особый способ подпиливания, в результате чего обра
зуется трехчастная структура передних зубов. Деформация этого типа
встречается в погребениях периода Дзёмон. В более позднее время не
зафиксирована. См. также коммент. 68.
162
« Н о он наш дядюшка» — Ю :ряку и Осипа-но Опокими, отец
принцев О кэ и Вокэ, были двоюродными братьями.
236
167 Вопатусэ-но Вакасазаки-но М икото — государь Бурэцу
(4 9 8 - 5 0 6 ).
175
«Т ри столпа» — разные списки приводят здесь разное коли
чество детей.
237
179 «Татибана-но Н акату Пимэ, дочь государя О к э» — ее имя не
значится в списке детей государя Нинкэн.
182
«Дочь Касуга-но Питума-но О ми» — другая его дочь была
замужем з а государем Нинкэн.
185
П атусэбэ-но Вакасазаки-но М икото — государь Сусюн
(5 8 7 - 5 9 2 ).
186
«Всего четверо его детей правили Поднебесной» — имеются
в виду Бидацу, Ёмэй, Сусюн и Суйко. «Кодзики» не приводит
данных, касающихся смерти государя Киммэй. «Н ихон сёки» дати
рует его смерть 571 г.
187
«Государь, который правил Поднебесной из дворца Вока-
мото» — государь Дзёмэй (6 2 9 — 641). Последний по времени
правления государь, упоминаемый в основном тексте «К одзики».
Приходился отцом будущим государям Тэнти (6 6 8 — 671) и Тэмму
(6 7 3 - 6 8 6 ).
238
189 Упэ-но Мия-но Умаято-но Тоётомими-но М икото — принц
Сётоку-тайси (5 7 4 — 6 2 2 ), покровительствовавший, как это известно
из более поздних источников, буддизму (см. о нем: Мещеряков А. Н.
Герои, творцы и хранители японской старины. М ., 1988. С . 21 — 4 4 ).
240
представляла собой достояние всей общины, сохранявшей опреде
ленную автономию. Корпорации бэ были распущены в 645 г.
241
М И Я К Э . Д о реформ Тайка дворцовая управа, ведавшая нало
гами, надзиравшая за крестьянами, проводившая деловые записи.
Н азвание ее, по-видимому, восходит к рисовому амбару.
Источники
1. Кодай каё:сю [Собрание фольклорных песен древности]. Т .
2, 3 /К ом м ент. Добаси Ю така. Токио, 1968. (Н ихон котэн бунгаку
тайкэй) [Главные произведения японской классической литературы].
2. Кодзики. 7 . 1 /Коммент. Саэки Арикиё, Кобаяси Ёсинори.
Токио, 1983. (Н ихон сисо: тайкэй) [Главные произведения японской
мысли].
3. Кодзики. Н орито. Т . 1 /Коммент. Курано Кэндзи. Токио,
1970. ( Н К Б Т ) .
4. М анъё:сю . Т . 4 - 7. Токио, 1969. ( Н К Б Т ) .
5. Нихонги. Т . 67, 68. Токио, 1967. ( Н К Б Т ) .
6. Синтэн [Собрание синтоистских свитков]. Иокогама, 1936.
Специальная литература
Н а русском языке
7. Глускина А. Е . Заметки о японской литературе и театре. М .,
1979.
8. Горегляд В. Н. Буддизм и японская культура V III — X II вв.
В сб.: Буддизм, государство и общество в странах Центральной и
Восточной А зии в средние века. М ., 1982. С . 122 — 205.
9. Ермакова А . М . Мифопоэтический строй как модус ранней
японской культуры. В сб.: Человек и мир в японской культуре. М .,
1985. С . 7 - 25.
10. Ермакова А . М. Ритуальные и космологические значения в
ранней японской поэзии. В сб.: Архаический ритуал в фольклорных и
раннелитературных памятниках. М ., 1988. С . 61 - 82.
243
11. Игнатович А. Н. Буддизм в Японии. Очерк ранней истории.
М ., 1987.
12. Идзумо-фудоки /П е р ., предисл., коммент. К. А . Попова. М .,
1966.
13. Иофан Н. А. Культура древней Японии. М ., 1974.
14. Иэнага Сабуро. История японской культуры. М ., 1972.
15. Каталог гор и морей [Ш ан ь хай цзин] /П е р ., предисл.,
коммент. Э . М . Яншиной. М ., 1981.
16. Ким Бусик. Самгук саги. М ., 1959.
17. Кодэики — Записи о деяниях древности /П е р ., коммент.
Е . М . Пинус. С П б .: Ш А Р , 1994. (Л итературны е памятники
древней Японии. I).
18. Конрад Н . И. Японская литература в образцах и очерках. Л .,
1927.
19. М анъё:сю [Собрание мириад листьев]. Т. 1 — 3 /П е р . А . Е .
Глускиной. М ., 1971 — 1972.
2 0 . Мещеряков А. Н. Древняя Япония: Буддизм и синтоизм.
П роблема синкретизма. М ., 1987.
21. Мещеряков А. Н. Герои, творцы и хранители японской
старины. М ., 1988.
22. Невский Н. А. Культовая поэзия древней Японии. В сб.:
Восток. Литература Китая и Японии. М ., 1935.
23. Невский Н . А. Айнский фольклор. М ., 1972.
24. Невский Н. А. Ф ольклор островов Мияко. М ., 1978.
25. Никитина М. И. Древняя корейская поэзия в связи с
ритуалом и мифом. М ., 1982.
2 6. Новик Е . С. О бряд и фольклор в сибирском шаманизме. М .,
1984.
27. Норито. Сэммё /П е р ., иссл. и коммент. Л . М . Ермаковой.
М ., 1991. (Памятники письменности Востока. X C V I I ).
28. Светлов Г. Е . Путь богов: Синто в истории Японии. М .,
1985.
2 9 . Спеваковский А. Б. Духи, оборотни, демоны и бож ества
айнов. М ., 1983.
244
3 0 . Юань Кэ. Мифы древнего Китая /П е р . под ред. и послесл.
Б. Л . Рифтина. М ., 1965.
31. Яншина Э. М. Формирование и развитие древнекитайской
мифологии. М ., 1984.
Н а японском языке
32. Андо Масацугу, Кодзики-но бунтайронтэки косацу [Стилис
тическое исследование «К одзики»] //А н д о Масацугу тёсакусю. I . 4.
Т окио, 1974.
33. Аракава Хироси. Кодай нихондзин-но уткжан [Концепция
космоса у древних японцев]. Токио, 1981.
34. Дои К оти. Кодай дэнсэцу то бунгаку [Древние легенды и
литература]. Токио, 1960.
35. Е к о т а Кэнъити. Нихон кодай синва то сидзоку дэнсё
[Древние японские мифы и племенные предания]. Киото, 1982.
36. Есида Ацухико. Нихон синва-но токусёку [Специфика япон
ских мифов]. М ., 1989.
37. Иноуэ М акото. Синва-но гэндзо [Изначальный облик ми
фа]. Токио, 1972.
38. Исида И тиро. Синва то рэкиси [М иф и история]. Токио,
1960.
39. Кавасоэ Такатанэ. Кодзики-но сэкай [М ир «К одзи ки »].
Токио, 1978.
4 0. Канда Хидэо. Кодзики-но кодэо [Композиция «К одзи ки »].
Токио, 1959.
41. Мацумаэ Такэси. Нихон синва-но синкэнкю [Н овое ис
следование японских мифов]. Токио, 1960.
42. Мацумура Такэо. Нихон синва-но кэнкю [Исследование
японских мифов]. Т . 1 — 4. Токио, 1971.
43. Накамура Хадзимэ. Сю кё то миндзоку [Религия и этнос].
Т окио, 1976.
44. Нихон бунгакуси [История японской литературы] /П о д ред.
Х исам ацу Сэнъити. Токио, 1981.
245
■
246
62. Iyenaga S. T he development of the religious view of nature in
Japan. Tokyo, 1944.
63. Japanese culture and behavior / E d . by T . S. Lebra and W . P.
Lebra. Honolulu, 1974.
64. Kamstra J. H . Encounter or Syncretism. T he initial growth of
Japanese Buddhism. Leiden, 1967.
65. Kidder E . Ancient Japan. Oxford, 1977.
6 6 . Kitagawa J. O n Understanding Japanese Religion. Princeton,
1988.
6 7. Kogoshui. Gleanings from ancient stones /B y Genchi K ato and
Hiroshiro Hoshino. Tokyo, 1926.
6 8 . Kojiki /T ran sl., Introduct., Notes by D . L . Philippi. Princeton;
Tokyo, 1969.
6 9 . Lebra T. S. Japanese patterns of behavior. Hawaii, 1976.
70. Masao Yaku. The Kojiki in the life of Japan. Tokyo, 1969.
71. Matsumae T. Origin and growth of the worship of A m a-
terasu //A s ia n Folklore Studies. 1978. № 37.
72. Miki Fumio. Haniwa. The clay sculpture of protohistoric Japan.
Tokyo, 1960.
73. Nihongi. Chronicles of Japan from the earliest times to A D
6 9 7 /T ran sl. by W . G . Aston. Tokyo, 1975.
74. Obayashi Taryo. T he origines of Japanese Mythology / / A c t a
Asiatica. Tokyo. Bull, of the Inst, of Eastern Culture. 1977. № 31.
75. O no Sokyo. Shinto: T he Kami way. Rutland; Vermont; Tokyo,
1969.
76. Plutschow H. E . Chaos and Cosm os. Ritual in early and
medieval Japanese Literature. Leiden; N . Y .; Kobenhav; Koln, 1990.
77. Sansom G . B. A history of Japan. V ol. 1. Folkestone, 1978.
78. Sources of Japanese tradition /C om p, by Ryusaku 1 sunoda. N .
Y . ; L „ 1958.
7 9. Tsuda Sokichi. A n inquiry into Japanese mind as mirrored in
Literature. Tokyo, 1970.
8 0. Yoshizaki Yasuhiro. Studies in Japanese Literature and Language.
Tokyo, 1979.
247
СПИСОК СОКРАЩ ЕНИ Й
О т переводчиков................................................................................................5
К О Д З И К И , С В И Т О К В Т О Р О Й (пер., предисл.,
коммент. Л . М . Е р м ак о во й )........................................................................ 9
П редисловие.........................................................................................................11
Комментарии и примечания...........................................................................100
249
К О Д З И К И , С В И Т О К Т Р Е Т И Й (пер., предисл.,
коммент. А . Н . М ещ ерякова)...................................................................... 157
Предисловие......................................................................................................... 159
С Л О В А РЬ ТИ ТУ Л А ТУ РЫ РО ДО В
И К О Р П О Р А Ц И Й ........................................................................................2 4 0
Л И Т Е Р А Т У Р А ............................................................................................... 243
С П И С О К С О К Р А Щ Е Н И Й ....................................................................2 4 8
Научно-издательский комплекс « Ш А Р » предлагает читателям
выпущенную в 1994 году в серии «Литературные памятники средне
вековой Японии» книгу
«Х Я К У Н И Н И С С Ю »
(« С т о стихотворений ста п оэтов»)
«Н И Х О Н РЁИ К И »
«О О К А Г А М И »
(«Великое зерцало»)
Я — старое зеркало,
Во мне видны
Императоры, их потомки
Чередою —
Не скрыт ни один.
Н а закате «золотого века» японской традиции и культуры —
эпохи Х эй ан (7 9 4 — 1185), в предчувствии более суровой и му
жественной «самурайской эры » японцы ощутили потребность о с о з
нать себя. Бы ло создано несколько произведений — жизнеописаний
выдающ ихся людей эпохи. Наиболее ярким сочинением этого жанра
японцы считают анонимное «Великое зерцало», ставшее образцом
для дальнейших подражаний. О но было написано либо в середине,
либо в конце X I в., а по другой версии — в X II в. Э то компо
зиционно сложное произведение представляет собой серию ж изне
описаний императоров и высших сановников государства из рода
Ф у д зи ва р а с 8 5 0 по 1025 гг. Герои «Великого зерц ала» действуют
в других классических произведениях: в «П овести И с э » , в «П овести
Я м а т о », в «Дневнике эфемерной жизни», в «П овести о славе» и др.;
стихотворения, сочиненные ими, включены в знаменитые антологии
«С обран и е новых и старых японских песен», «П оздний изборник» и
т. д. «Великое зерцало» написано в жанре «беседы посвященных»,
воспоминаний двух фантастических старцев, свидетелей событий
незапамятной древности.
Полный комментированный перевод памятника будет опубликован
впервые.
Вступительная статья, перевод и комментарии Е . М. Дьяконовой.
В 1995 году Научно-издательский комплекс « Ш А Р » в серии
«Л итературны е памятники древней Японии» выпускает в свет
двухтомник
«нихонги»
(«Анналы Японии»)
М АЦУО БА СЁ
« ... Л ю буясь прекрасным, я жил, как хотел».
(П утевы е дневники, избранная проза, письма,
размышления об искусстве)
кодзики
ЗАПИСИ О Д ЕЯН И ЯХ ДРЕВНОСТИ
С В И Т К И 2 -Й и 3-Й